Координата Z

Хорошая новость состояла в том, что книжный рынок рос. Люди, оглушённые войной, стали больше читать.

Но что́ они читали – стало в известном смысле открытием.

Первое место безоговорочно занял тот самый Стивен Кинг: только в 2022 году в проклятой им России было продано полмиллиона экземпляров.

Далее шли: Достоевский, Агата Кристи, Эрих Мария Ремарк.

Одно из призовых мест, обогнав по тиражам Льва Николаевича Толстого, Алексея Константиновича Толстого, Алексея Николаевича Толстого, а также Михаила Булгакова, Шолохова и Пушкина, заняла скандальная книга двух барышень, посвящённая любви пионеров нетрадиционной ориентации.

Я сразу вообразил себе следующий весёлый сюжет.

Шёл шестой месяц военной спецоперации.

– Товарищ Сталин, мы подготовили доклад о достижениях на книжном рынке.

– Слушаю вас, товарищи.

– Сложная картина, товарищ Сталин.

– Говорите, не стесняйтесь. Мне докладывали, что список книжных продаж возглавляют первая книга романа Алексея Толстого «Пётр Первый», четвёртая книга романа «Тихий Дон» Шолохова, «Повесть о настоящем человеке» молодого писателя Полевого… Это верная информация? Или есть изменения?

– Да, товарищ Сталин. В числе лидеров рынка – повесть про пионеров-педерастов.

– Интересная информация, минуточку, я запишу. «В числе лидирующих…» Так. А кто лидер рынка?

– Стивен Кинг, товарищ Сталин.

– Это который приветствовал наш польский поход?

– Нет, это который активно болеет на весь мир за поляков, Петлюру, Бандеру и США. И заканчивает каждое выступление словами «Слава Украине!».

– Что ж, пусть будут разные писатели в продаже. Он же мастер. Пастернак сказал, что Кинг – мастер. Но что у нас с продажами книг наших военкоров, наших поэтов, что на передовой и в тылу творят победу? Они есть хотя бы в первой сотне продаж?

– Нет, товарищ Сталин.

– Почему?

– Строго говоря, их вообще нет в продаже. Пока они не представлены в книжных сетях.

– Хорошо, товарищи, идите. Вас проводят. Вернее, встретят… Да, за Достоевского спасибо. Впрочем, не вам. Вы тут ни при чём.

…Тем временем российские книгоиздатели горевали: если Кинг уйдёт с рынка – люди, потерявшие возможность его читать, не встанут в очередь за книгами ватников и милитаристов!

В этом утверждении имелась своя формальная логика, которая выставляла Россию деспотией, лишающей своих читателей выбора. Но здесь, однако, не наблюдалось общей картины, которую стоило б лёгкими мазками дорисовать.

Был такой писатель – Максим Горький. В начала XX века его популярность казалась беспрецедентной. Он был одним из самых популярных писателей в мире. В пятёрку точно входил. Более того, он был самым популярным драматургом в мире, обгоняя по количеству постановок Ибсена и Чехова, и лишь Шекспир мог соперничать с Горьким. Собрания сочинений Горького – дорогие многотомники! – выходили на всех основных языках мира. Он был натуральной мировой суперзвездой.

Но потом Горький вернулся в СССР, поддержал политику Сталина, и в течение последующего полувека по его репутации нанесли невероятной силы удары. Имя Горького приобрело почти неприличное звучание. Ни один западный интеллектуал не рисковал сказать вслух о том, что ценит Горького. Его книги не стали менее гениальны, но его самого – отменили.

Оглушительной мировой популярностью обладала в тридцатые годы прошлого века вообще советская литература как таковая.

Роман Николая Островского «Как закалялась сталь» был переведён к 1938 году на 78 языков, а тиражи на всех континентах со временем пошли на миллионы.

Шолохов был звездой уровня Хемингуэя и Ремарка: «Тихий Дон» перевели к 1938 году на 55 языков, а «Поднятую целину» – на 53.

На 43 языка были переведены повести «Тимур и его команда» Гайдара и «Белеет парус одинокий» Катаева – ими зачитывались дети всего мира наряду с книгами Киплинга и Марка Твена.

После войны безо всякого преувеличения мировым бестселлером стала «Повесть о настоящем человеке» Бориса Полевого, военная проза Константина Симонова, а чуть позже – Юрия Бондарева и Юлиана Семёнова.

В какой-то момент определённым силам стало понятно, что советская литература слишком востребована. И её, невзирая на законы рынка и очевидный читательский запрос, начали гласно и негласно отменять. Неспешно, тихо, но очень уверенно.

И в течение не слишком долгого периода времени – отменили.

Никто, знаете, не волновался там, что «наши читатели не будут вместо Горького, Шолохова и Полевого читать Флеминга». Нет новых переизданий советских авторов – нет проблем.