Копье и кость

Молодая женщина спускалась с лоджии по боковой лестнице. Взбежав на ступеньки, Растаг закружил сестру в воздухе. Но едва поставил наземь, жрицу повело. Мужчина вовремя удержал ее от падения и с беспокойством спросил:

– Ты нездорова?

– Голова немного кружится весь день. Пойдем, – взяла она родича за руку и обернулась к подоспевшему начальнику стражи. – Ганселер, можешь не суетиться, я сообщу герцогу о прибытии брата.

Растаг внимательно разглядывал коридоры и помещения, пока шел. Наконец остановились у двери с изображением коричневого герба, на котором раскинул когтистые лапы мифический золотой грифон.

– Удивительно видеть такое изображение в замке христианина.

– Ты же знаешь, они почитают древних властителей как своих только потому, что боятся признать их истинную природу, – с улыбкой ответила женщина, отворив дверь. Видимо, она забыла о приверженности брата святой церкви. – Входи, это моя комната.

На дворе стоял десятый час. Срок Шиады, безотчетно осознала жрица. Все дела, казалось бы, сделаны: Берада о прибытии брата известила, о том, что проведет этот вечер с ним, – предупредила; с Неларой (для чего изначально родич и был приглашен) Растага познакомила. Теперь можно спокойно поговорить.

Брат и сестра расположились в покое герцогини.

– Ты осмотрел замок? – спросила она у брата.

Они стояли у окна, всматриваясь в сумерки.

– Да.

– И как он тебе?

– Совсем не похож на Мэинтар, но столь же величествен.

Жрица ничего не ответила, наслаждаясь временем. Сумерки всегда пахнут переменами. Сумерки сами воплощают изменение. Только в нем и есть истина. Ничто не вечно, кроме Праматери. Даже Великий Род, даже Великий Круг от кольца Уробороса – все изменяется. Даже небо… Помнится, в прошлом апреле те же самые звезды, на которые сейчас жрица смотрела с братом, говорили совсем другое. Хотя стояли точно так же, вокруг Огнерунного-Что-Поводит-Рогом, уже уходя.

– Ты ведь вняла моему совету, верно, Шиада? – спросил Растаг, не взглянув на сестру. Жрица вздрогнула.

– Ты сам знаешь, что говорил истинно в ту пору. У меня был небогатый выбор.

– Выглядишь заметно счастливее.

– Со стороны виднее, я думаю.

Мужчина обнял Шиаду за плечи и поцеловал в волосы. Боже, будто это его ребенок, подумала жрица.

– Давно ли?

– Почти два месяца.

– Берад, должно быть, был счастлив узнать.

– Я не говорила ему пока. – Женщина чуть отстранилась и посмотрела в лицо родичу.

Обычно Растаг посмеялся бы – ну точно, хочет удивить мужа разросшимся животом. Однако сейчас промолчал.

Не размыкая объятий, родичи вновь уставились на закат.

– Любишь его? – спросил Растаг.

Шиада покачала головой:

– Вряд ли. Но отношусь к нему хорошо.

– Это не одно и то же.

– Это не имеет значения. – Растаг почувствовал, как под пальцами вытянувшись, напряглось женское тело. – У христиан мужчина провозглашен господином, но в истинной вере мужчина – всего лишь инструмент, призванный беречь Великий Род.

– Как порядочный христианин, я обязан сказать, что христианство и есть истинная вера, – совсем неубедительно проговорил Растаг.

Шиада слышала в голосе брата легкую улыбку.

– Если на свете останется сто мужчин, человечество выживет, но если останется сто женщин – человечество обречено. Несложно сообразить, что в таком случае составляет бо́льшую ценность. – И после паузы ехидно добавила: – Так что в один прекрасный день христиане дойдут до того, что свое учение им просто некому будет навязывать.

Растаг фыркнул, то ли соглашаясь, то ли демонстрируя – мол, что за идиотский вывод пришел в твою голову?

– Знаешь, сестра, ты плохой собеседник.

– Что? – совсем по-детски возмутилась женщина.

– Что слышала, – проговорил молодой человек с откровенной усмешкой. – После твоих слов обычно ничего невозможно добавить, а это плохой признак для женщины. Рядом с тобой мужчинам приходится конфузиться, поэтому они и влюбляются только в твою красоту.

– Боюсь, в них говорит не любовь, а нечто иное. – Шиада наконец засмеялась. – Именно поэтому я попросила тебя взглянуть на Нелару. Ее ждет та же участь – быть предметом неустанного мужского вожделения и постоянно подвергаться угрозе. Раньше я думала, что ей вполне мог бы подойти кто-нибудь, напоминающий нравом Берада. Например, Ганселер, начальник стражи и один из немногих, кто здесь действительно хорошо ко мне относится.

– С тобой плохо обращаются? – нахмурившись, оживился Растаг.

Шиада легко отмахнулась.

– Со мной нельзя никак обращаться, я же не кот. Но то, что болтают без умолку, – не отнять. Сначала осуждали, что я ведьма и развращаю герцогство, потом им стало куда интереснее обсуждать тот факт, что мы с Берадом спали врозь, потом – что я порчу старость Грею. Грея я выходила, насколько могла, от Берада зачала, и даже если бы решила неожиданно стать христианкой, они бы все равно болтали, осуждая. Это просто привычка.

Привычка источать ненависть, добавила мысленно.

– Но мы говорили о Неларе. Ганселер, как я думаю теперь, ей совсем не походит – будем честны, Нелара довольно слаба, да и сам он не стремится к женитьбе. А девочку жаль, едва представлю, что с ней могут сделать злые руки.