Копье и кость

Растаг заговорил после долгой паузы:

– Все, о чем ты говоришь, звучит грустно.

– Вовсе нет.

– Особенно о неприязни в замке.

– Есть те, кто ко мне и вправду добр, – попыталась убедить брата Шиада. Зря сболтнула про это. – Тот же Ганселер или управляющей Одрик…

– Все равно грустно.

Шиада пристально посмотрела в окно.

– Это из-за времени. Начинается срок Нанданы, в это время всегда тяжело сохранять веселость. Я пойду помолюсь, а ты отдыхай, родной, – поцеловала брата в щеку и тихонько затворила за собой дверь.

Царский дворец Далхоров представлял собой огромный комплекс, все левое крыло которого больше всего напоминало храмовый город. Церкви и соборы стояли здесь один на другом. Было что-то назидательное в такой нарочитости, будто религией правители Орса старались примирить весь бунтующий, разномастный архитектурный ансамбль столицы, и в особенности – правой половины дворца. Не все этапы в истории города были успешными: много сменилось владык в Орсе, прежде чем первые правители горцы-Талхуры вновь смогли вернуться к власти в лице своих диадохов Далхоров. Династия оказалась одна и та же, да только разноязычное население, скопленное временем за стенами Аттара, внесло свою лепту и в произношение, и в обычай, и в сам жизненный уклад.

Через правое крыло дворца была видна история правления Аттаром, когда владыки, завоевав, смогли сплотить огромные массы. Унификация религии здесь сыграла едва ли не первую роль. Вот жилые помещения, здесь, под куполом, мужская половина, а там, вдалеке, – женская, хотя, говорят, когда-то было наоборот. Да где уж сейчас в такое поверить? Вот здесь обслуживающие помещения. Разумеется, ни один Далхор там ни разу не бывал. Да и идти не то чтобы близко. Гораздо ближе высится шпиль царской Библиотеки, на самом верху которой работают звездочеты. Церковники не одобряют их дел, но против слова царя не высказываются. На первых этажах было мало интересных книг, стоящих внимания. Говорят, самые ценные, редкие, таящие мудрость древних, хранятся выше, правда, подлинность этих слухов могли оценить только мужчины. Даже женщинам царской семьи дорога туда закрыта…

В дверь тихонько постучали, и мужчина поднял голову от бумаг.

– Джайя? – удивился Замман Атор, один из опытнейших генералов Орса, когда в его комнату вошла царевна семьи Далхор, старшая дочь Стального царя и… невеста Заммана. Да, считай, жена, мысленно усмехнулся мужчина. Складка меж густых черных бровей разгладилась, и в груди разлилось мягкое чистое пламя. Господи, какая она красивая! И все еще такая робкая – замерла, как голубка, у двери и ждет. Боится, что помешала ему, а ведь между тем это ему стоит переживать, не обидел ли ее чем-нибудь.

Нет, не потому что она дочь царя.

Разумеется, в самом начале их помолвки ничего другого Замман в ней не видел – так, приметил опытным глазом, что девица должна выйти красоткой, но даже не выйди таковой – какая разница, если ее отец сидит в царском кресле? Ей было тогда всего тринадцать лет – сущий ребенок, прости господи, но Алай Далхор не отказал.

Когда царь сообщил дочери о решении, Джайя приняла волю отца с достоинством. Сопротивляться причины были: не то чтобы к этому возрасту девочка успела в кого-то влюбиться и теперь изыскивала способы остаться с возлюбленным, но тридцатипятилетний супруг был откровенно стар для нее. Хуже того, Замман был генералом редкого чувства долга, и Джайя боялась жениха сильнее, чем вечности в геенне огненной. Ее отпугивало все: рост, сложение, руки в шрамах от ожогов, прямой взгляд под густыми бровями вразлет, всегда суровое неулыбчивое лицо с крупными чертами, а особенно сильно – оружие, доспех и командный голос.

Алай дал жениху с невестой три года – до полного совершеннолетия дочери, – чтобы привыкнуть друг к другу, и они распорядились временем с умом. Повидавший жизнь Атор мгновенно понял: если он, как более опытный из двух, не сделает первого шага, не обозначит своей позиции ясно и со всей четкостью – даже через двадцать лет Джайя, родив кучу детей, будет его бояться, сторониться и ненавидеть. Такой вариант Замману не подходил ни по политическим, ни по личным причинам – не очень хочется, проведя жизнь в бойнях, воевать еще и в собственном доме.

Сколько бы ни было дел, чего бы ни требовал Алай, как бы вообще ни складывалась жизнь, Замман приручал царевну добротой и лаской. Он всегда находил время, силы, внимание, и уже через полгода Джайя в его обществе заметно переменилась – стала разговорчивее, улыбчивее, стала сама, поначалу изредка, искать с ним встреч. А еще через полгода девочка расцвела по-настоящему, и вряд ли кто-то, кроме жениха, что наблюдал за девицей изо дня в день, мог предположить, что она вырастет такой красавицей.