Коплята

Сказал, что мобильное приложение по отслеживанию успеваемости сотрудников, это идея шикарная. Я почесал колено, вспомнил, как месяц назад говорил коллеге:

– Вот нам только приложения по успеваемости не хватает.

Парень посмотрел на меня и, улыбнувшись, пропищал коробку с товаром.

– Нет, ну серьезно, мы же первая линия компании, плоть и кровь ее. Должны жить планом, и каждый наш вздох – это шанс его улучшить. Достичь новых высот в деле, принести пользу. Вот представь, создадим приложение, где успеваемость каждого будет отображаться онлайн, чтобы даже на выходных ты мог посмотреть, сколько ты выполнил и перевыполнил, а среди ночи тебя могли разбудить напоминаем из серии: «Не забудьте выспаться, вам на смену уже через пять часов».

Коллега мотнул головой со смеху:

– Вот услышит тебя руководство и…

– И вы будете жалеть, что не придушили меня, пока была такая возможность, – сказал я за него, а он лишь ухмыльнулся и пропищал новую коробку.

Я вновь почесался, а начальник сказал, что приступать надо как можно скорее. В ответ я кивнул и залпом проглотил содержимое поданного бокала.

Ехал от Бауманской на автобусе М3, глядел в окно и не понимал, что вообще это было. Нет, повышение это хорошо, но что за бред. Я что в какой-то ромкоме? Где герой после быстрой череды коротких кадров пожинает плоды упорного труда?

Нет, бред.

Полный бред.

Задумываюсь, решаю, что мало на что сейчас могу повлиять, и вновь утыкаюсь взглядом в окно.

Светофор сменяет цвет на зелёный, проезжаю площадь Цезаря Куникова, и в голове эхом отражается некогда заученная формулировка: «Цезарь Куников – Герой Советского Союза пал смертью храбрых в боях за свободу и независимость нашего отечества». И тут же про себя добавляю, что героем я быть не хочу, да и помирать мне рано. «Хотя, может, что ни делается всё к лучшему, – продолжаю мысль, – возьму отдел, спланирую всё. Как – не знаю, но стоит попробовать. Да и деньги наконец-то появятся не только на оплату счетов».

Вспоминаю события воскресного вечера, прикидываю все за и против, останавливаюсь на мысли, что пора завязывать с эликсирами благодушия. Да товарищ, в штопор тебя пока не срывает, но те глюки это звоночек. Притормози, а лучше совсем завяжи. Узлом!

Открыв дверь квартиры, осматриваюсь – вроде никого. Это всё лишь твоя буйная фантазия, как тот сон, где ты в красный мяч с гномами играл. Снимаю обувь, вешаю пиджак и только сейчас осознаю.

Пахнет пирогами и душистой зеленью, а с кухни звучит голос, этот чертов скрипучий голос:

– Полундра, курма, шлах-шлах.

Заглядываю на кухню и вновь вижу его. Стоит на табурете, метр с кепкой в холке, кожа иссиня черная, уши как листы папоротника и ряд синих пятен тянется по спине до кончика хвоста.

– Чего встал, дубина?

– Да только с работы, – не веря глазам, отвечаю я и медленно оседаю у стены.

– Чего телишься? Руки и за стол.

– Поднять?

– Помыть, – отвечает оно, спрыгивает с табурета и открывает когтем духовку.

Откуда она у меня не знаю, окидываю взглядом кухню: духовка, мойка, утварь. Все старое на месте, но и нового порядком много, откуда всё это у меня?

– Руки, стол, жум-жум и с-счастье, – разрезая когтем пирог, говорит оно и заводит странную песню. – Раньше было ненастье, похороним во мгле злую ведьму да колдунов, и будет нам счастье. Когда руки омыты, одежда чиста, ты жум-жум и в кровать, сопишь як пила. Ручная, ножная, глазастая и залихватская.

Пение вмиг смолкает, вижу отблеск желтых глаз в отражении окна.

– Что встал, дубина? – спрятав от меня взор, говорит оно и повторяет: – Руки, стол, с-счастье.

– Да, понял я, понял, – смиренно отвечаю.

Помыв руки, сажусь за стол; оно рядом, сидит спиной ко мне и что-то воркует себе будто голубь.

– Ешь, – говорит и, не оборачиваясь, тычет пальцем на тарелку.

Я беру вилку, пробую – вкусно. Слышу во дворе сирену, выглядываю. Два санитара грузят старика с пятого в машину реанимации. Я хочу сказать, задать вопрос и прокомментировать, но оно опережает.

Запрыгнув на спину, царапает когтем и говорит:

– Ешь, дубина, и спать.

– Это, кажется, дед Мишка с пятого.

А оно вновь царапает и повторяет настойчивее:

– Ешь, спать.

– Да погоди ты…

Я хочу встать, но оно сцепляет когти на шее, толкает к тарелке и чувство такое, будто лапа стала больше.

– Ешь, спать! – и тут же смягчившись, добавляет, – с-счастье.

– Да понял я, ем, – а про себя думаю: «Завтра про Мишку спрошу».

Оно загоняет меня спать в полдесятого. Будит в пять и всё талдычит без устали:

– Шлах, курма, полундра, – и склонившись над ухом, – с-счастье.

– Ты совсем уже – в такую рань будить?

Вновь укол когтем, одеяло летит прочь. Оно стаскивает меня на пол, словно и нет во мне веса под центнер.

– Зарядка, грядка.

– Перестань!

Я сопротивляюсь-отмахиваюсь, а оно забирается мне на голову и, стянув на висках волосы, командует:

– Руки-ноги, вверх и вниз, дубина. Два по пять и шесть по сорок.