Коптский крест. Дилогия

Ваня кивнул. Конечно, в Москве 2014 года публика привыкла и не к такому – на улице можно было запросто встретить и кучку ролевиков в кольчугах, и странно разряженных фанатов аниме, и казаков с лампасами и гроздью несуществующих орденов. И тем не менее – офицер в царской форме, при кортике, бросался бы в глаза куда сильнее, чем молодой человек в светлом полотняном костюме, пусть и несколько старомодного покроя.

– И что же мы теперь будем делать? Ведь там, у вас с ним непременно случится беда! – настаивал Николка. – Надо скорее отправляться к вам и искать. Вы дворников по окрестным домам расспросили?

– Дворников? Да… то есть нет. – ответил Иван. – Зато я влез в уличную сеть видеонаблюдения. Она там не сильно развитая – то есть, камер много, но они, в основном, частных контор, к которым нет доступа. Но одно могу сказать твердо – ни на Казакова, ни на Земляном валу лейтенант не появлялся. На Садовую, вроде, тоже не выходил– во всяком случае, поблизости. По переулкам камер почти нет, только 5 штук – но и на них ничего. Вот, единственное, что нашел. Смотри: – и Ваня повернул к Николке раскрытый ноутбук.

– Это в двух кварталах отсюда… то есть оттуда. Ну, в общем, ты понял. Судя по времени на скрине – примерно через полчаса после бегства лейтенанта.

Николка всмотрелся. На скверной, черно-белой, размытой картинке, передвигавшейся какими-то рывками, был виден кусок самого обычного московского переулка – мостовая, тротуар с –припаркованной легковушкой. Потом из подворотни дома, напротив камеры, выскочил какой-то детина – именно выскочил; несмотря на дерганое, нечеткое изображение, было видно, что он бежит, сломя голову, и даже пытается на бегу оглядываться. Посреди улицы детина споткнулся, проехался носом по асфальту – но, как ни в чем ни бывало вскочил и скрылся из поля зрения камеры.

–Ну и что? – недоуменно спросил мальчик. – Тип какой-то, бежит… а при чем тут Никонов? Этот на него и не похож вовсе. –

– Сам вижу, что не похож. Но больше ничего заслуживающего внимания на записях нет – может, этот дылда так бежит, потому что испугался нашего лейтенанта? Ну, помнить, как ты в первый день от той готки драпал? –

– И ничего подобного! – возмутился Николка. Не драпал, а удивился просто! И потом – в Никонове-то чего страшного? Шипов в носу нет, волосы нормальные… и вообще, у вас там и не к такому привыкли! Нет, этот верзила точно ни при чем! А лейтенанта надо тискать, пропадет ведь… –

–Ну да, наверное. – вздохнул Иван. – Просто ничего другого все равно не было, вот я и решил – а мало ли…. –

Глава тринадцатая

Интуиции порой стоит доверять. Именно она, наверное, и подсказала Ивану обратить внимание на запись с бегущим по переулку амбалом. Но – что вышло, то уж и вышло: и откуда было знать мальчику, что он находился буквально в шаге от пропавшего лейтенанта!

А дело было так. Шагнув назад, в подворотню дома на Гороховской (то есть, на Казакова, конечно; будем использовать те названия, что соответствуют времени) лейтенант ничуть не сомневался, что найдет там знакомый уже дворик дома Овчинниковых. Однако его ждало жестокое разочарование: вместо скамейки, дворника и прочих атрибутов московского жительства, он увидел стоящие бок о бок четырехколесные металлические экипажи, людей в странных одеждах, курящих в уголке двора и пронзительное верещание загадочного механизма, которым двое азиатов в ярко-оранжевых робах ковыряли стену дома.

Надо отдать лейтенанту должное – он не стал метаться или недоуменно озираться. Правда, на мгновение его посетила мысль вернуться к Олегу Ивановичу и потребовать прекратить идиотские шуточки – но Никонов справился с минутной слабостью. Было очевидно, что американец, кем бы он ни был – злой дух, сумасшедший ученый, подражатель Фауста – задумал весь этот сверхъестественный балаган для того, чтобы сломить его, лейтенанта, волю. Так что – моряк быстрым шагом пересек двор и покинул его с обратной стороны, там где сплошное каре дома разрывал широкий проезд, перегороженный решетчатыми железными воротами. Поверху ворота зачем-то были украшены черно-оранжевой полосой. Боковая калитка, слава богу, оказалась открыта – и Никонов, покинув негостеприимный двор, вступил в лабиринт московских переулков.