Коптский крест. Дилогия

  - Бог миловал, пан Никол. Я, как увидел у первого револьвер, так сразу сообразил, что дело плохо - и свернул на Самотёку*, а там в такое время дня народу тьма-тьмущая. Они - за мной; но оружие убрали. Потому как, что ж они, дурные, посреди бела дня, по Москве с револьверами бегать? Это ж до первого дворника - враз бы сгрябчили голубчиков. Так что гнались они за мной по Самотеке, а там я уже сумел оторваться. Я те места хорошо знаю - ушел проходными дворами, только меня и видели. Потом покружил по переулкам, чтобы убедиться, что никто за мной не топчет - и к дяде, на Никольскую.

  ##* Самотёчная улица начинается у Садового кольца от Самотёчной площади.

  - Так кто же это был? Я так и не понял, - в который раз уже переспросил гимназист. - Чтобы сторожа при лечебнице - и с револьверами? И потом, вы же не сделали ничего дурного, только спросили?

  - Так то- то ж и оно! - кивнул Яша. - Я даже и спросить-то толком не успел - швейцар, который мне дверь открыл, скривился, будто лимон куснул, велел подождать то - а сам, вижу, рожи мне корчит и глазами, эдак, испуганно вращает. А двое типов, что сидели в швейцарской, - здоровые такие, и одеты прилично, при тросточках - дождались, когда швейцар в сторонку отойдет, и кинулись на меня. И ведь молча, даже имени не спросили! Спасибо швейцару - как он принялся мне знаки подавать, так я сразу насторожился и бочком-бочком, к окну. Оно как раз было открыто по случаю жары. Вот я в окно и нырнул, рыбкой; покатился по мостовой, вскочил и - давай Бог ноги!

  Так это четыре дня назад было? - уточнил Николка. - А что же вы в участок не пошли? Они ж на вас напали!

  Яков поморщился. - Ну что вы, пан гимназист, какой еще участок... меня же там перво-наперво спросят: "что это тебе, щучий сын, в лечебнице понадобилось"? А Олег Иванович просил насчет доцента по-тихому разузнать. Нет, полицию вмешивать нам ни к чему

  - Так ведь опасно! -Николка никак не мог понять, как можно отказаться от помощи полиции. - Они же могли убить вас, Яков! Двое, еще и с револьверами... а вдруг снова попробуют? Как быть тогда?

  Яша усмехнулся. - Да не найти им меня, пан Никомл! Я ведь отсиделся немного и снова к лечебнице пришел - только уже по-тихому. И проследил за этими типами, которые с револьверами. Оказалось, приставлены к клинике по просьбе управителя торгового дома Веллинга, британского подданного, как его приказчики. Ну, у этого Веллинга еще на Кузнецком торговля модными тканями. Он и платит за лечение Евсеина. Только вот что я вам скажу - никакие они не приказчики - хитровцы это, к гадалке не ходи.

   И еще - у Веллинга два дня назад остановился какой- то приезжий иностранец. Я окрестных мальчишек расспросил, а потом и сам его увидел - голову даю на отсечение, это и есть тот самый бельгиец, что после дела с Евсеиным из Москвы сбежал! Описание из полицейского протокола один-в-один совпадает, и особо шрам - большой такой, поперек правой брови. Это точно Ван дер Стрейкер и есть. И я сам видел, как бельгиец этот типов из клиники допрашивал. Те, даром что здоровенные лбы, стояли перед ним, понурившись - а Стрейкер хрясь одного в зубы, да со всего замаху! А лоб только утерся, да и пошел себе с битой харей. Но, только он не просто так пошел - я за этой парочкой потом весь день таскался. Они, пан гимназист, нацелились, на Гороховскую, точно вам говорю! Я же это их имел в виду - когда спрашивал, не было ли кого подозрительного? Наверняка бельгиец что-то об Евсеине да знает; и недаром Олег Иванович интересуется насчет пропавшего доцента. И этот бельгийский прохвост теперь ваш дом в покое нипочем не оставит. Я, когда шел сюда, заметил возле дома одного типа. Он не из громил Веллинговских; да только мало ли в Москве проходимцев? Наняли кого-нибудь за полтинник, за домом следить - а сами ждут в укромном местечке. Так что вы, пан Никомл, были бы поосторожнее...

  - Ясно, - Николка встал и решительно одернул гимназическую рубаху. - Знаете что, Яков, посидите здесь минутку. Я зайду домой, возьму Кое-что - а потом посмотрим на этого вашего шпика...

  Глава третья

  Из путевых записок О.И. Семенова.

  На другой день с утра паломники принялись собираться на пароход. К подворью подали подводы (платформы, как их именуют в Одессе), нанятые монахами; с паломников исправно брали деньги за транспорт. Одесские мастера извозного промысла, те самые "биндюжники", заслуживают особого интереса - они будто сошли со страниц "Одесских рассказов" Бабеля и из песен Бернеса. Отслужив напутственный молебен в церкви подворья, монахи проводили паломников в путь. Среди тех, что победнее, ходили тревожные разговоры - оказывается, многие не получили назад паспорта.