— Когда я хожу в гости к ЛадоЧерез этот чердак,Он всегда провожает меняТут как постоялый двор,Ладо говорит: «На дне».Только дно должно быть внизу,А мы наверху.Хотите, пойдемте к нам?Я вам чижика своего покажу.Его Ижица зовут.Он веселый.Он иногда улетает,Но всегда возвращается.Ладо его спрашивает:«На Фонтанке водку пил?»Еще у нас есть кролик Фрол.Он пушистый.Ладо зовет его Фролик.Но самый главный — наш кот Босый.У него ожирение сердца,Поэтому он слишком большой.Когда мы выносим его на крышу(Сам он уже не ходит)Погреться на солнышке,Все кошки с соседних крыш(И даже некоторые с дальних)Сбегаются посмотреть на него.Сидят и глядят.Пойдемте!Мой отец — Художник,А мать — Мама.Вы не удивляетесь, что я так странно хожу?Это у меня с детства.В детстве я вообще ходить не могла. —Через тамбур площадки последнего этажа,Через узкий коридор мимо чужой квартиры,Через слуховое окно — по жести,Через второе слуховое окно — по многоголосой жести —В дом Незабудки.На двери вместо номерного знакаКружок обожженной глины с глазурью: незабудки.— Входите. —Вхожу.Дома никого нет.Если не считать чижика Ижицу(Он чирикает в открытой настежь клетке).Если не считать кролика Фрола(Он бесшумно перебегает мне дорогу).Если не считать кота Босого(Он лежит на подстилке на кухонном столеИ занимает весь стол).Кот поднимает огромное мурлоС чуть прикушенным кончиком языкаИ сурово глядит на меня золотыми глазами:ЧЕГО ТЕБЕ НАДО?Незабудка гладит его,На ушах кота собираются искрыНаподобие огней святого Эльма:Кот вертит огромным пушистым хвостом,Сметая пыль с гончарных кувшинов,Которые начинают тихо звенетьНа разные голосаПод ударами хвоста.— Когда сильный ветер, — говорит Незабудка, —Тут все поет: тарелки, блюда,Чашки, статуи, скульптуры, вазы;Ладо говорит, что у нас не дом,А эолова арфа. —В жилище гончара,Как в древности, чудесно:Мир полон позолотыОт глины обожженной,Почти что первобытен,Заметно рукотворен,Омыт водой холоднойИ пламенем обуздан.Здесь глиняные розыИ глиняные травы,И яблоко из глиныВисит над головою.Здесь докембрийским эхомнаполнены сосуды,Что слеплены из прахаГорячими руками.Тут зацветают чашкиВ любое время года:На этой мак Морфея,На той прострел лиловыйС ладони Персефоны.Стоят лари из глиныВ заплесневелых доскахИ струйки кипяткаСтекают с потолка. — А это зачем? —— Да трубы на чердаке проржавели,Все чинят, чинят, починить не могут.Когда я маленькая была,Она ведрами лила,А теперь хорошо,Теперь так. —Пьем чай.Скатерть белая, вышитая:На ней листья, стебли, корни, лепестки.— Это Мама вышивала. —Над столом на цепи лампа висит,Чугунная, с колпаком зеленого стекла.— Это бабушкина. —На столе вдруг хрупнуло,Белая сахарница трещинкой пошла,А из трещинки — аленький цветочек.— Ах, это опять отец чудит,Что-то у него с печью… —Я говорю:— Куда же мы теперь?Может, его тут, наверху, вообще нет,Вашего Ладо? —Незабудка бледнеет:— Что вы, что вы!Он, должно быть, по делам пошел,А ключ знакомым оставил.Пойдемте, спросим, —И мы пошли дальше.