Корабль мечты

Цольфо отошел в сторону.

– Я просто хотел поприветствовать вас, брат Амадео…

Святой злобно покосился на него.

– В третий раз за сегодня. Тебе что, заняться больше нечем? Только и знаешь, что мне в глаза лезть, – недовольно буркнул доминиканец.

– Ну раз в глаза лезет, то он скорее надоедливая муха, чем обезьянка, – сказал один из проходимцев.

Святой громко рассмеялся.

От такого позора Цольфо готов был сквозь землю провалиться.

Когда смех утих, брат Амадео равнодушно посмотрел на Цольфо и украдкой подал ему знак начинать.

– Сегодня ночью мне приснилась пресвятая Богородица, Дева Мария, светозарная, – вяло произнес Цольфо, неохотно повторяя фразу, которую его заставил выучить брат Амадео. – Она приказала мне сообщить вам, что это евреи похитили ребенка, пропавшего на Торчелло. Похитили для своих дьявольских ритуалов.

Святой повернулся к слушателям и торжественно произнес:

– Пресвятая Богородица говорит с нами устами сего глупого мальчишки. Мы должны искать пропавшего ребенка в жидовских домах, в их богомерзком храме, в постели их раввина.

Толпа гостей заволновалась. Все повернулись к Святому, ожидая, что стигматы озарятся божественным светом и мудрость его слов избавит всех от их грехов.

– Жиды, люциферово племя, – шептали они.

Цольфо остался на месте. Он надеялся, что брат Амадео улыбнется ему или подаст другой знак, чтобы показать, мол, он хорошо сыграл свою роль. Но Святой не удостоил его и взглядом, и потому Цольфо ретировался.

Он разнес платья заказчицам, а когда обошел все палаццо, то вдруг понял, что чуть ли не боится возвращаться в особняк Контарини. Цольфо страшился одиночества, от которого больше не мог укрыться. Брат Амадео предал его. Цольфо ничего не значил для доминиканца. И так было всегда. Бенедетта думала только о себе, ее переполняла ненависть к Джудитте, и ни для чего другого в ее душе не оставалось места. «Ты один», – подумал Цольфо.

После всех этих месяцев, когда он жил и дышал одной только безумной ненавистью ко всем евреям, Цольфо вдруг задумался. Пренебрежение окружающих ранило его. При мысли об этом мальчик почувствовал острую, жгучую боль в желудке. Он стиснул зубы, чтобы не закричать, и расстегнул куртку, проверяя, что случилось. Но на животе у него ничего не было. Он опустил ладонь на желудок.

– Зажми руками… – прошептал он, и мальчику почудилось, будто он слышит не свой голос, а Меркурио.

Цольфо посмотрел на руку и понял, что зажимает не свой живот, и даже боль принадлежала не ему. То была боль смертельно раненного Эрколя. Всхлипывая, мальчик осел на землю.

– Где ты, мой глупый дружище? – прошептал он. – Где ты? Мне тебя не хватает. Мне так тебя не хватает…

Цольфо поднялся и пошел вперед. Он бесцельно бродил по Венеции, представляя себе, будто держит Эрколя за руку, как раньше. Будто видит его уродливое лицо. Цольфо оно казалось красивым.

Мальчик вспоминал его глуповатое выражение лица и думал, что никогда больше не встречал никого столь участливого. А вот глаза Бенедетты и Святого оставались пустыми, как у мертвецов.

«Эх, дурилка, как же мне тебя не хватает», – думал мальчик, топая по незнакомому кварталу города.

Низенькие домики из кирпича и древесины жались к кочковатой дороге. Ноги Цольфо увязали в грязи. В канавах плавали экскременты, вдоль дороги шмыгали крысы размером с кошку.

– Где ты, Эрколь? – громко спросил мальчик.

Какое-то время он думал, что подобную заботу ему подарит Бенедетта. Но он ошибался. И до последнего Цольфо хватался за надежду на то, что Святой его полюбит. Но ни Бенедетта, ни Святой даже не знали, что означает это слово. Тьма объяла их, переполнила ненависть. Как и Цольфо. А вот Эрколь был другим.

– Где ты? – повторил он и остановился.

– Здесь, – ответил кто-то.

Тонкий голосок доносился из-за прогнившего забора. Цольфо повернулся на звук, и слева из-за досок высунулась ребячья голова. Мальчику было лет пять – грязный, в перемазанных коротких штанах, на тонких ножках – деревянные башмаки, да и то один треснул. К верхней губе прилипла длинная сопля. В руках мальчуган держал какую-то странную игрушку из двух деревяшек: две обструганные палочки соединялись так, словно бы игрушечный зверек мог шевелить головой.

– Я тут, – повторил ребенок, отвечая на заданный не ему вопрос.

– Я тебя вижу, – сказал Цольфо.

Он думал о том, что и Бенедетта, и Святой, и он сам были созданиями Божьими, но Господь почему-то забыл даровать им любовь. А дьявол заполнил образовавшуюся на месте любви пустоту ненавистью.

– Где твоя мама? – спросил у мальчика Цольфо. В его голове зародилась мрачная мыслишка, навеянная темными силами.

Малыш сунул палец в рот и принялся сосать, не отвечая. Второй рукой он крутил шею игрушечного зверька.

От Бенедетты и Святого любви не дождешься, думал Цольфо. Им была ведома лишь одна ценность – ненависть. Только ненавистью можно было привлечь их внимание. И снискать хоть немного нежности. Значит, нужно высвободить свою ненависть, направить ее в нужное русло. В русло, нужное Бенедетте и брату Амадео.