Корабль невест

– Значит, ты желаешь убедиться, что останешься хозяином в доме. Конечно да! А ты, оказывается, самый настоящий деспот! Но если бы у нас было побольше времени, я никогда бы не стала спешить! О Иэн, дорогой! Не сердись на меня, пожалуйста! Просто мне ужасно не терпелось поскорее стать миссис Рэдли. – Она потерлась носом о его нос, распахнула голубые глаза – и он сразу утонул в них. – О Иэн, я ведь так тебя люблю!

В результате он ничего не сказал, а просто отдал себя во власть ее поцелуев, ее умоляющего шепота, ее настойчивых рук. Наконец она поняла, что он немного оттаял.

– Это все потому, что я слишком люблю тебя, дорогой, – промурлыкала она, и он сдался на милость победительницы.

Она поняла, что, по мере того как просыпается Спящий Зверь, восстанавливается ее контроль над его телом, и где-то в глубине души с удовлетворением отметила, что терпение и труд все перетрут, словом, немножечко ума, очарования, удачи – и Эвис Причард, как всегда, добьется своего.

На церемонии бракосочетания он вел себя немного странно. Она знала, мама именно так и подумала. Он был каким-то рассеянным, слушал вполуха, грыз ногти – привычка, не подобающая взрослому мужчине. С учетом того, что присутствовали всего восемь человек, а он к тому же морской офицер, она находила его нервозность несколько избыточной.

– Вот глупышка, – сказал ей папа. – Все женихи выглядят точно приговоренные к смертной казни.

А ее мама игриво шлепнула его по руке и ободряюще улыбнулась накрашенными губами.

Дина пребывала в дурном настроении. Она надела темно-синий, почти черный костюм, и Эвис, естественно, пожаловалась на нее маме, но та посоветовала не кипятиться.

– Ей, конечно, очень неприятно, что ты первая выходишь замуж, – прошептала мама. – Ты ведь понимаешь?

Эвис понимала. И даже слишком хорошо.

– Ты все еще любишь меня? – уже потом спросила она его.

Ее родители оплатили праздничный обед и номер в “Гранд-отеле” Мельбурна. Ее мама за столом всхлипывала, а когда они с Иэном собрались подняться наверх, сказала театральным шепотом, что все было вполне на уровне и Эвис не помешает немного выпить для смелости. Эвис в ответ только улыбнулась. Ее улыбка успокоила маму и до чертиков разозлила сестру, поскольку словно говорила: “Я собираюсь сделать ЭТО. Я стану женщиной раньше тебя”. Эвис так и подмывало сообщить сестре, что уже сделала ЭТО накануне вечером, но в последнее время Дина стала ужасно вредной, она только и ждала удобного случая, чтобы заложить ее маме.

– Иэн? Теперь, когда я стала миссис Рэдли, ты все еще любишь меня?

Они наконец вошли в свой номер. Он закрыл за ней дверь, глотнул бренди и расстегнул воротничок.

– Конечно люблю, – ответил он. Сейчас он уже, похоже, пришел в себя. Он прижал Эвис к себе и стал шарить горячей рукой по ее бедру. – Безумно люблю, моя дорогая девочка.

– И как, ты меня простил?

Но ему уже было не до чего.

– Конечно. – Он легонько куснул ее в шею. – Я ведь тебе говорил. Просто не люблю сюрпризов.

– Чувствую, что надвигается шторм. – Валлиец Джонс проверил барометр возле двери в кубрик, закурил очередную сигарету и передернул плечами. – Я его нутром чувствую. Такое давление обязательно даст о себе знать.

– А что, по-твоему, было утром? Просто туман с дождем?

– И ты считаешь это штормом? Будто в лужу пернули! Я, парни, говорю о настоящем шторме. О шторме, похожем на разъяренную женщину. Когда волосы встают дыбом, сводит челюсти и штаны трещат по всем швам, а ты еще даже не успел сказать: “Ой, да брось, любимая. Я назвал тебя ее именем просто в шутку”.

В ответ из гамаков раздался дружный взрыв смеха. Найкол слышал угрюмый шум волн, предвещающий грозовые тучи. Джонс был прав. Будет шторм. Он напрягся, на душе стало тревожно, словно он выпил слишком много черного кофе. Это всего лишь шторм, сказал он себе.

Перед его мысленным взором снова возникло бледное лицо в лунном свете. Ее взгляд не был призывным или кокетливым. Она не из тех женщин, кто флиртом компенсирует себе ограничения, накладываемые статусом замужней дамы. Правда, было в ее взгляде что-то особенное. Нечто такое, что говорило ему о наличии взаимопонимания между ними. И какой-то странной связи. Она действительно узнала его. Именно это он и почувствовал.

– Ох, господи боже ты мой! – громко воскликнул он, вылезая из гамака.

Он вовсе не собирался ничего говорить и, когда его ноги коснулись пола, сразу пришел в себя.

– Найкол, любовь моя, в чем дело? – отложил свое письмо Валлиец Джонс. – Тебе что, слишком туго затянули корсет? Или слишком мало салаг удалось в карцер посадить?

Найкол зажмурился. Глаза были как песком засыпаны. Но несмотря на усталость, он почти не спал. А если и спал, то урывками в дневные часы. Когда ему удавалось немного расслабиться, тревожное состояние потихоньку исчезало, оставляя после себя лишь свинцовую тяжесть век. И боль в душе. Как я могу так думать? Почему из всех людей именно я?

– Голова раскалывается, – потер он лоб. – Ты был прав. Это давление.