Капитана Джорджа Хайфилда время от времени посещали странные мысли, и иногда, проходя мимо сухого дока и разглядывая сквозь пелену тумана корпуса “Виктории” и соседних кораблей, он позволял себе думать о судах как о своих собратьях. Невозможно было не видеть их страданий от того или иного увечья и каким-то образом не одушевлять их – уж коли они связали с тобой свою судьбу, отдали тебе себя целиком, покоряли с тобой водную и огненную стихии. У него даже появились любимчики, что и немудрено за сорок лет службы. Корабли, которые он однозначно считал своими. Тот редкий случай волшебного единения человека и судна, когда каждый член экипажа был готов пожертвовать ради него жизнью. И расставаясь с очередным кораблем, капитан всегда тайком смахивал непрошеную слезу, а иногда – когда тот оказывался потоплен – не старался скрыть эмоций. Должно быть, нечто подобное предыдущие поколения мужчин на войне испытывали к своим лошадям.
– Бедная старушка, – пробормотал он, разглядывая дыру в боку “Виктории”.
Корабль был страшно похож на авианосец “Индомитебл”, на котором капитан служил до того.
Хирург велел ходить с тростью. И, как подозревал Хайфилд, сказал остальным, чтобы ни в коем случае не разрешали ему выходить в море.
– В вашем возрасте такие вещи заживают очень долго, – заметил врач, разглядывая багровый шрам в том месте, где металл разрезал ткани до кости, и бугристый след от ожога вокруг. – Капитан, я не уверен, что вы пока можете вернуться в строй.
В то утро Хайфилд выписался из госпиталя.
– Мне надо отвести свой корабль домой, – решительно закрыл он тему. Разве он мог позволить, чтобы на этом этапе его вчистую списали по инвалидности?!
Хирург, как и все остальные, промолчал. Иногда Хайфилду казалось, что никто не знает, что говорить в подобных случаях. Но он никого особо не винил: на их месте он поступил бы точно так же.
– А, Хайфилд. Мне сказали, что вы здесь.
– Сэр. – Капитан остановился и отдал честь.
Не обращая внимания на легкий дождик, адмирал отмахнулся от сопровождавшего его офицера с зонтиком в руках. Над их головой кружились чайки, пикируя в море, их пронзительные крики замирали в тумане.
– Ну, что с ногой? Уже лучше?
– Все прекрасно, сэр. Совсем как новенькая, – ответил он, заметив, что адмирал покосился на его ногу.
Моряки любили говорить: когда на горизонте появляется какой-нибудь адмирал, то никогда не знаешь, что тебе делать, – то ли надраивать пуговицы для торжественного построения, то ли готовиться к хорошей головомойке. Но Макманус относился к совершенно иному типу начальников. Большинство адмиралов просиживали штаны за письменным столом и поднимались на палубу корабля за день до начала похода, чтобы погреться в лучах его славы. Адмирал Макманус оказался редкой птицей: он всегда находился в курсе того, что происходит в доках, был посредником в спорах, проверял политический климат, во всем сомневался и абсолютно ничего не упускал.
Хайфилд с трудом поборол желание снова перенести тяжесть тела на другую ногу. И неожиданно понял, что адмирал, возможно, знает и об этом.
– Решил сходить посмотреть на “Викторию”, – сказал Хайфилд. – Несколько лет ее не видел. Со времен конвоев в Адриатике.
– Ну, с тех пор корабль слегка изменился, – заметил Макманус. – Его здорово потрепало.
– Полагаю, это можно сказать о каждом из нас, – осмелился пошутить Хайфилд, и Макманус оценил его юмор легкой улыбкой.
Они медленно направились к докам, непроизвольно шагая в ногу.
– Итак, Хайфилд, вы в отличной форме и готовы выйти в море, да?
– Сэр.
– То, что случилось, просто ужасно. Знаете, ведь мы все вам очень сочувствовали. – (Хайфилд продолжал смотреть прямо перед собой.) – Да, Харт мог бы очень далеко пойти. Он здорово отличался от всех этих летчиков. Чертовски обидно. Ведь вы уже были почти дома.
– Сэр, я написал его матери, пока лежал в госпитале.
– Да. Хороший человек. Вы правильно поступили.
Хайфилду было неловко выслушивать похвалу адмирала, ведь он ничего особенного не сделал. И вдруг обнаружил – как всегда, когда речь заходила об этом парне, – что не в силах произнести ни слова.
Когда молчание затянулось на несколько минут, адмирал остановился и повернулся к нему лицом:
– Вы не должны себя ни в чем винить.
– Сэр.
– Я слышал, вы приняли это немного… слишком близко к сердцу. Ну, на долю каждого из нас выпали подобные утраты, и каждый из нас лежал ночью без сна, терзаясь вопросом, можно ли было предотвратить случившееся. – Его оценивающий взгляд скользнул по лицу Хайфилда. – У вас не оставалось выбора. И все это понимают. – (Хайфилд внутренне напрягся. Он не мог заставить себя посмотреть адмиралу в глаза.) – Я абсолютно серьезно. И если оставшиеся члены вашего экипажа отдадут военной службе столько же лет, сколько вы, то они еще не такого успеют навидаться. Хайфилд, только не надо зацикливаться. Такое случается. – Макманус замолчал, будто целиком ушел в свои мысли.
Хайфилд решил последовать его примеру, и внезапно наступившую тишину нарушали лишь звуки шагов по скользкой дороге да глухое бормотание подъемных кранов.