Корабль отплывает в полночь

Он был сделан из металла и покрыт острыми шипами, довольно короткими; а вот кривые когти, по пять на каждой руке, были длинны. Железная дева, вывернутая наизнанку.

Выбрав момент, когда монстр развел руками, человек со всей силы ударил его в середину туловища.

Монстр медленно опрокинулся, приземлившись с громким лязгом. Лежа на спине, он продолжал перебирать в воздухе короткими ногами и двигать длинными руками, бряцая об пол всякий раз, когда широко их разводил.

Воющая стена пихнула в спину. Как только металлические руки сошлись, человек проскочил мимо металлического чудовища и припустил к следующей паре дверей, еще издали заметив, что надпись под одной из кнопок длиннее, чем все предыдущие.

«Вечное одиночное заключение в довольстве и уюте». А на другой двери – просто «Смерть или жизнь».

Он подумал: «В прошлый раз я сделал выбор против смерти. Не повторить ли?»

Позади скрежет и лязг смешались с воем. Ну конечно, это стена толкает перед собой колючий механизм.

«Одиночное заключение в довольстве и уюте, – думалось ему. – Похоже на вечный пьяный кайф без похмелья. Одиночество, наполненное бесконечными роскошными мыслями и безграничными грандиозными мечтами. Но – в полном одиночестве.

Даже малый шанс на жизнь лучше, чем это. Любой шанс на жизнь лучше, чем это».

Рев, скрежет и лязганье нарастали. Он поспешил нажать кнопку «Смерть или жизнь» и выскочил на широкое, длинное патио, затененное матерчатым навесом, сквозь который пробивался сиреневый свет, падая на гладкий керамический пол. Человек остановился, дрожа и задыхаясь.

Поблизости за столом сидела женщина в белом халате, спокойно занимаясь какими-то бумагами. Когда человек немного отдышался, медсестра взглянула на него и протянула серую папку:

– Здравствуйте. Здесь ваше имя и история болезни. Можете прочесть когда захотите. – Сделав небольшую паузу, она с улыбкой добавила: – Хотите что-нибудь узнать прямо сейчас?

Чуть помедлив, он хмуро произнес:

– Кажется, я понял насчет последних четырех пар кнопок. Но вот первые две… Что, я бы умер, выбрав воду или огонь?

– Я не уполномочена на это отвечать. В коридорах много разветвлений.

Он продолжал хмуриться, медленно приближаясь к столу.

– Вас еще что-то беспокоит? – спросила медсестра.

Он мрачно кивнул и сказал:

– «Пытка». В том коридоре не было никаких пыток. Только этот безмозглый робот.

– Вам не угодишь, – ответила она. – А то, что случилось с вашей рукой? Неужели этого мало?

Человек поднял руку, все еще сжатую в кулак, и обнаружил восемь круглых ранок, из которых медленно сочилась кровь, а еще ощутил тупую боль.

Он потянулся за серой папкой, заметив при этом, что вместо второй руки у медсестры блестящий металлический протез с восемью тонкими многосуставчатыми пальцами, похожими на паучьи ножки.

Дотронувшись до папки, он ощутил жгучее любопытство и начал было открывать, но спохватился и с полуоткрытой папкой побрел по двору, ускоряя шаги по мере приближения к серой железной балюстраде, которой тот заканчивался.

Положив ладони на гладкие нагретые перила, он окинул взглядом открывшуюся панораму.

В бледно-желтом небе сиреневое солнце заходило за округлые холмы, лежащие милях в десяти. Его фиолетовые лучи падали в долину, половину которой занимали красноватые возделанные поля и алые деревья, а другую половину – что-то похожее на ферму по выращиванию планктона: установленные в строгом порядке прозрачные трубы, по которым струилась жидкость, меняющая цвет от розового до багрового. Перед холмами, на берегу извилистой реки, виднелся городок с невысокими, беспорядочно разбросанными округлыми строениями пастельных цветов. Тут и там маячили двуногие и шестиногие животные, причем шестиногие высоко поднимали передние ноги, словно кентавры. Откуда-то доносились приглушенные трели рожка и еще тише – ритмичный барабанный бой. Похоже, это неплохая планета.

Позже пациент узнает и ее название, и прочие сведения о ней, а в папке, такой приятной на ощупь, обнаружит и свое имя, и все то, чего он боялся и от чего спасался в мглистом туннеле подсознания, ставшем для него целительным черным коридором, из которого он наконец вырвался. И тогда он вернется к медсестре, чтобы перевязала ему руку, тупая боль в которой столь странным образом бодрит.

А пока ему достаточно знать, что он человек и что он жив.

Корабль теней[158]

– Исссиот! Тупиццца! Алкашшш! – прошипел кот и куда-то укусил Спара.

Счетверенное жало кошачьих клыков уравновесило груз давившего на Спара похмелья, и мысли потекли так же легко, как его тело плыло в темноте «Прорыва», где светилась только парочка бегущих огней, тусклых, как замутненное зарево его снов, и бесконечно далекое, как Мостик или Корма.

Ему привиделся корабль, летящий под всеми парусами, вспенивая синее, взлохмаченное ветром море под таким же синим небом. Эти два слова – «море» и «небо» – больше не казались ругательствами. Он слышал, как ветер свистит в леерах и вантах, барабанит по натянутым парусам, скрипит тремя мачтами и прочим корабельным деревом.

Что такое дерево? Откуда-то пришел ответ: живой пластик.