Корабль отплывает в полночь

Но какая же сила прижимала воду, не позволяя ей собраться в отдельные большие сферы, а кораблю – перевернуться килем вверх и завертеться под напором ветра?

Это видение было не расплывчатым и обтекаемым, как реальность, а четким и ярким – из тех, о которых Спар никогда не рассказывал, опасаясь обвинений в колдовстве и ясновидении.

«Прорыв» тоже был кораблем, часто его так и называли – Корабль. Но странным кораблем: матросы постоянно жили в его внутренних помещениях самой разной формы, на растяжках из соединенных вместе полупрозрачных парусов. И этот корабль никуда не плыл, поскольку заключал в себе все – он был всем.

Эти два корабля объединяло еще кое-что – ветер и непрерывный скрип. Когда видение погасло, Спар услышал, как ветер тихо стонет в длинных проходах «Прорыва» и как скрипит подрагивающая растяжка, прицепленная к его лодыжке и запястью, чтобы он не плавал по всему Лотку.

Сновидень начался с хороших снов, в которых Спар отхватил себе сразу трех девчонок Корона. Но ночью он едва не проснулся от скрежета большой жевалки Третьего отсека. Затем на него напали оборотни и вампиры, густыми тенями вынырнув изо всех шести углов, а ведьмы и их фамильяры злорадно хихикали в темноте. Спара почему-то защищал кот, фамильяр тощей ведьмы, чьи оскаленные зубы казались размытым матовым пятном на фоне большого пятна – ее растрепанных седых волос. Спар крепко сжал пересохшие десны. Кот исчез последним из сверхъестественных существ. А затем было чудесное видение – корабль.

Похмелье навалилось на Спара внезапно и беспощадно. Капли пота срывались с него, пока не обволокли влажным облаком. И тут его вывернуло. Свободной рукой он схватил плывшую в воздухе сливную трубу и прижал воронку к лицу. В трубе забулькала едкая рвота, всасываемая внутрь за счет незначительной разницы давления.

Желудок снова вывернуло, так же быстро, как захлопывается защитный люк, когда в проходах поднимается ветер. Спар засунул конец сливной трубы в штанину короткого и свободного рабочего комбинезона, нащупал свое тайное имущество, почти такое же мокрое и готовое взорваться, как его рвота. И ощутил жгучий позыв помочиться.

Наступило благословенное расслабление, Спар свернулся калачиком в столь же благословенной темноте и собрался еще немного подремать, пока его не разбудит Бармен.

– Хххронь! – зашипел кот. – Не сссмей ссспать! Сссмотри! Сссмотри лучшшше!

Спар ощутил на своем плече, сквозь потертую ткань комбинезона, четыре комплекта игл, словно дотронулся до колючего куста в Садах Аполлона или Дианы. И замер.

– Ссспар… – прошипел кот чуть тише, убрав когти. – Я хххочччу тебе лишшшь хххорошшшего. Сссовершшшенно точччно.

Спар боязливо вытянул правую руку, коснулся короткой шерсти, более мягкой, чем волосы Сьюзи, и ласково погладил.

Ответное шипение кота был совсем тихим, почти мурлычущим:

– Хххрабрый Ссспар! Сссмотри дальшшше! Сссмотри всссе время! Предусссмотри! Пересссмотри!

Спар ощутил всплеск раздражения из-за бесконечного повторения слова «смотри» – дурные манеры для кота, – сопровождаемого необъяснимым всплеском надежды в его глазах. Должно быть, это не ведьмин фамильяр, пришедший из сна, а просто бродячий кот, который пробрался в Лоток через ветровую трубу и прервал его сон. Этих бродячих животных много развелось с тех пор, как началась паника из-за ведьм и корабль – или, по крайней мере, Третий отсек – обезлюдел.

Фиолетовый передний угол Лотка засветился, а значит, на Носу начался рассвет. Бегущие огни утонули в разгорающемся белом свечении. Спустя двадцать ударов сердца весь «Прорыв» ярко засиял, как всегда бывало в трудодень и вообще по утрам.

Спар прищурил глаза, глядя, как кот, черное размытое пятно, прошелся вдоль его руки. В зубах животное держало другое пятно – маленькое, серое и трудноразличимое. Спар коснулся этого серого пятна с более короткой шерстью, совершенно холодного.

Кот раздраженно отпрыгнул, оттолкнувшись от руки задними ногами, и приземлился точнехонько на ближайшую из растяжек, что тянулись извилистой серой линией в обе стороны, до самой стены.

Спар отцепился от своей тонкой, словно карандаш, растяжки и, обвив ее ногами, покосился на кота.

Кот посмотрел на него в ответ; зеленые пятна глаз почти сливались с черной шерстью на несоразмерно большой голове.

– Это твой детеныш? – спросил Спар. – Мертвый?

Кот отпустил свою серую ношу, и та повисла у него над головой.

– Детенышшш? – В его шипении прозвучало все прежнее презрение, даже с довеском. – Это крыссса, я зззадушшшил ее, исссиот!

Спар скривил губы в усмешке:

– Ты мне нравишься, кот. Я буду звать тебя Ким.

– Ким-шлим! – огрызнулся кот. – Я буду зззвать тебя Алкашшш! Или Хххронь!

Скрип усилился, как всегда случалось после рассвета, ближе к полудню. Растяжки зазвенели. Стены затрещали.

Спар быстро закрутил головой. Хотя реальность по природе своей была расплывчатой, он безошибочно уловил какое-то движение.