Корабль судьбы (Книга 1)

Вполне возможно также, что я не просто существо, вылепленное Ладлаками по своему образу и подобию, но нечто гораздо, гораздо большее. Что, если у меня были тело и душа много раньше, чем самый первый Ладлак взялся за мой штурвал?

Брэшен ответил не сразу. Дождь усиливался, дело явно шло к шторму. Вот порыв ветра ударил в мокрые паруса Совершенного, заставив корабль дать заметный крен. Впрочем, и штурвальный, и сам корабль тотчас выправились. Совершенный лишь ощутил, как Брэшен плотнее обхватил ладонями поручни.

— Боишься меня? — поинтересовался корабль.

— Приходится, — просто ответил Брэшен. — Было время, когда я думал, что мы с тобой друзья. Мне даже казалось, будто я неплохо тебя изучил. То есть я слышал, конечно, все пересуды на твой счет, но я себе говорил: должно быть, это злая судьба его до такой крайности довела. Но когда ты убил того человека, Совершенный… когда я своими глазами увидел, как ты из него душу вытряхиваешь… Знаешь, что-то умерло в сердце. Так что — да, я тебя боюсь. — И добавил: — И что в этом для нас обоих хорошего?

Он отнял руки от фальшборта и повернулся идти. Совершенный облизнул губы. Ливень, сопровождавший зимнюю бурю, потоками стекал по его изрубленному лицу. Брэшен, тот, наверное, вымок насквозь. Так, как способны намокать только смертные. Совершенный лихорадочно искал какие-то слова, которые заставили бы капитана вернуться и постоять с ним еще. Ему вдруг предельно опостылело одиночество, он больше не хотел в одиночку — вслепую — пробиваться сквозь этот шторм, уповая лишь на рулевого, который, между прочим, думал о нем не иначе как об «этом растреклятом корыте».

— Брэшен! — вырвалось у него.

Капитан остановился. Потом прошел назад по вздымающейся и ныряющей палубе и снова остановился подле него.

— Я здесь, Совершенный.

— Ты сам знаешь — я не могу твердо пообещать, что больше никого не прикончу, — торопливо заговорил корабль. Почему-то ему жгуче хотелось оправдаться. — Тебе самому может понадобиться, чтобы я… ну… А если я поклянусь, я буду как бы связан клятвой, ну и…

— Я знаю, — сказал Брэшен. — И я уже думал, о чем мне следовало бы тебя попросить. Не о том, чтобы ты убивал. Просто чтобы ты слушался моих приказаний. Всегда. Невзирая на обстоятельства. Но я знаю тебя. И понимаю, что ты мне никогда этого не пообещаешь. — Капитан тяжело вздохнул и докончил: — Поэтому я и не прошу тебя ни в чем клясться. Мне не хотелось бы вынуждать тебя лгать. Совершенному вдруг стало жаль Брэшена. Он сам терпеть не мог, когда его настроение так резко менялось, но что он мог с этим поделать? Поддавшись внезапному чувству, он брякнул:

— Клянусь, что нипочем не стану убивать тебя, Брэшен. Это хоть как-то поможет?

Диводрево передало ему потрясение, которое испытал Брэшен при этих словах, и Совершенный вдруг понял: уж чего-чего, а опасности лично для себя со стороны корабля капитан доселе не ждал. И его внезапно данная клятва заставила Брэшена осознать: оказывается, его любимый корабль был очень даже способен на это. И не просто был, но и пребудет в дальнейшем. Вот надумает нарушить данное слово — и все, и привет.

— Конечно поможет, — ответил Брэшен, и голос был отчетливо безжизненным. — Спасибо тебе огромное, Совершенный.

И он снова направился прочь.

— Погоди! — окликнул корабль. — Теперь ты разрешишь остальным со мной разговаривать?

Брэшен вздохнул.

— Конечно разрешу. Что толку в подобных запретах? Совершенного охватила горечь. Он-то думал утешить капитана своим обещанием, а получилось, что только расстроил его еще больше. Люди, люди! Что за существа! Жертвуешь для них всем чем угодно, а им все равно мало. Вот и Брэшен в нем, кажется, разочаровался. Что ж, сам виноват. Мог бы уже и усвоить: первыми следует убивать как раз самых близких, тех, кто лучше других знает тебя. Только так можно обезопаситься. Чужака убивать никакого смысла, ему, чужаку, собственно, и незачем тебе ущерб причинять. Предают только свои. Твоя семья. И друзья.

Дождь был напоен вкусом зимы. Он колотил по развернутым в полете крыльям Тинтальи — мешать особо не мешал, но отчасти раздражал. Драконица летела над рекой Дождевых Чащоб, пробиваясь к верховьям. Она уже чувствовала голод, скоро ей необходимо будет поохотиться. Беда только, дождь загнал всю дичь под деревья. Здесь, в пойменных болотах, и в сухой-то день добычу поймать было непросто — того гляди, застрянешь в грязи, не вдруг выберешься, — а под дождем и подавно. Рисковать же Тинталья не хотела.

Холодный пасмурный день в полной мере соответствовал ее настроению. Поиски родни заставили ее изрядно покружиться над морем, и она дважды видела морских змей, но только лучше бы она совсем их не встречала. Оба раза она спускалась к самой воде, подзывая молодняк приветственным кличем. И оба раза змеи ныряли в глубину, прочь от нее! Напрасно она кружила над водой и ревела во всю мощь, призывая их, потом напрямую приказывая вернуться. Все усилия были бесплодны. Змеи, по-видимому, просто не узнавали ее.