Кораблекрушение у острова Надежды

Используя последние светлые дни, все работали, не жалея сил. И труды мореходов не пропали даром. Дров наготовили на всю зиму с избытком. Насушили и насолили рыбы и немало оленины. С хлебом было хуже. Запас муки сохранился только на коче, уцелевшем во льдах, и его хватило бы на всех мореходов всего на два месяца. По общему уговору решили хлеб выпекать по постным дням — два раза в неделю.

Целый месяц Митрий Зюзя и Фома Мясной, расположившись в сенях, мастерили ловушки для песцов.

Песцы, обитавшие на острове в несметном количестве, нападали на склад съестных припасов. Стоило оставить без присмотра кусок мяса или сала, ремень, шкуру или кожаную обувь, как эти хищные звери тут же появлялись и с жадностью все пожирали.

Куда только песцы не забирались осенью! Часто они поднимали страшный шум и гам даже на крыше избы. Вцепившись друг в друга, они то пронзительно кричали по-кошачьи, то неожиданно тявкали. Приходилось разгонять докучливых гостей камнями и палками. Их летние шкурки, землисто-бурые, никуда не годились, не прельщали промышленников. Зато зимой, белые и крепкие, были ценной добычей.

К зиме хищные зверьки стали осторожнее.

Наступила полярная ночь. Солнце больше не показывалось над горизонтом. Над избой мореходов неделями бесилась пурга, не давая людям выйти наружу.

Степан Гурьев поощрял зимний промысел, хотя уходить от дома было опасно. Если человека застигнет пурга, он может заплутаться и замерзнуть у самой избы. Встреча с голодным ошкуем тоже не сулила добра. Трудно идти ночью по заметенной снегом неровной поверхности. Обманчивый свет звезд и луны не дает теней. Путник неожиданно проваливается по грудь в яму, краев которой не видно. Вылезает, сделает шаг и попадает лицом в снег — оказывается, наткнулся на сугроб.

Но Степан Гурьев знал, что еще хуже для человека, если он начнет отлеживаться на постели в душной и дымной избе. Без свежего воздуха, без движения его одолеет страшная болезнь — цинга.

Время шло медленно. Чтобы не сбиться со счета, Степан Гурьев ежедневно делал нарезки на длинном шесте.

На второй месяц зимы заблудился и замерз в пургу Фомка Никитин. Его нашли через пять дней около бани. Нос и уши отъели ему песцы. Третьяка Федорова задрал медведь у дальних ловушек. Дементий Денежкин и еще шесть мореходов заболели цингой.

Никандр Мясной не мог ходить на промысел. Чувствовал себя все хуже и хуже.

Как-то в разгар зимы он сказал Степану Гурьеву:

— Не хочу на шее у артели сидеть, поставь меня поваром, все будут довольны.

Степан Гурьев подумал и согласился. Неделю Никандр Мясной трудился у печки, стараясь приготовить повкуснее. Работал он из последних сил.

На пророка Аггея и Данила[16]

снова поднялся северо-восточный ветер. Началась пурга. Мореходы рано вернулись с обхода песцовых ловушек.

Они долго отряхивались в сенях, сбивали шапками снег с одежды и входили в избу. Как тепло и уютно было в большой горнице!

Слева от входа громоздилась обширная теплая печка с лежанкой, а дальше по всем стенам шли двойные деревянные нары. Посередине — длинный стол и две скамьи подле него. В красном углу — закопченная икона с неугасимой лампадкой.

На столе чадили две плошки с моржовым жиром, освещая слабыми огоньками потолок и нары. В печи весело потрескивали сухие поленья, нарубленные из плавника.

Больше сорока человек размещалось в избе размером десять на десять аршин. Свою обувь мореходы ставили на лежанку, и она хорошо просыхала за ночь.

Во время сна зимовщики задыхались от спертого воздуха. Тяжелый дух от сушившейся одежды и обуви, запаха человеческого тела и потных ног. Приходилось открывать дверь в холодные сени. Но и от этого проку мало: в сенях висели шкуры медведей и песцов, хранились копченые и соленые съестные припасы.

По всем правилам построенная изба спасала мореходов от холода. Печь топилась по-белому, а не так, как в большинстве крестьянских домов русского государства. Коптили только светильники и лампадка у иконы.

И все же тяжкие условия зимовки крушили здоровье людей. Крепкие выживали, более слабые гибли.

Бывшие корсары занимали нары направо от входной двери. Здесь и Степан Гурьев и Дементий Денежкин, капитаны «Веселой невесты» и «Царицы Анастасии», и пушкари Василий Твердяков и Федор Шубин. Возле них всегда шумно и весело. Корсары рассказывали о своих плаваниях с адмиралом Карстеном Роде, о морских сражениях с кораблями короля Сигизмунда. Мореходы-промышленники вспоминали о своих далеких походах на восток. Сюда послушать, о чем говорят мореходы, приходили из своего угла у самой печки английские купцы. Они совсем притихли, растеряли все свое зазнайство и гордость.

— Зимовал я в городище на реке Мангазейке, — рассказывал Петрушка Анисимов. — Порожистая река, однако всякой рыбы много и осетров лавливали. И береза и ель растут. А трава высокая, сочная, скотину можно держать. Тамошние люди с разных мест много мехов привозят. Летом торжище великое…

— О чем говоришь? — засмеялся Дементий Денежкин. — Сами всё видели.