Корабли Мериора

— Тогда будет то же, что уже было с тобой. Магические печати твоего учителя лишат тебя всех удовольствий жизни. Даже хлеб и вода будут становиться тебе поперек горла. В конце концов ты просто помрешь от голода и жажды. Дакар сыпал проклятиями и ругательствами на всех языках и наречиях Этеры. Выпустив скопившийся внутри яд, он коварно усмехнулся.

— Асандир связал меня с человеком, которого я считаю своим врагом. Скажи, я связан с ним пожизненно?

Знахарка кивнула.

— Значит, если он вдруг погибнет, печати тут же потеряют свою силу?

Знахарка снова кивнула.

— Тогда я знаю, что мне делать. Я его просто убью. Ярость Дакара неслась, как камнепад, уродующий зеркальную ледяную поверхность.

— Если такова цена освобождения, Даркарон мне свидетель — я готов ее заплатить. Последний из Фаленитов, окончательно и бесповоротно мертвый, — вот это зрелище!

Безумный Пророк полез за деньгами. Знахарка усмехнулась и покачала головой.

— Денег я с тебя не возьму. Потрать-ка их лучше на почтовых лошадей, иначе не поспеешь к сроку.

Покой и суета

Среди золотистых песков Санпашира, где непрестанно дующие ветры быстро заносят следы от повозки, маг Содружества скорбно склоняет голову, затем прикрывает одеялом лицо покойного, который сумел насладиться последним в своей жизни солнечным утром, но которому не суждено было увидеть красноватые стены и причудливые башни его родного Иниша…

Вечер окрашивает дымку над морем в нежные сиреневые тона и сглаживает зубчатые контуры развалин древнего Авенора. Впервые видя этот город собственными глазами, ликующий Лизаэр Илессидский откровенно насмехается над пустыми страхами, которые люди испытывают к подобным местам, и говорит своей усталой свите:

— Эти стены поднимутся вновь и станут родным домом моим детям. Отсюда мы двинем войска, чтобы сокрушить Повелителя Теней…

Одинокий всадник на черном коне держит путь на юго-восток, о чем Первая колдунья Кориатанского ордена докладывает Главной колдунье:

— Моя повелительница, Аритон направляется в Корабельную Гавань, явно намереваясь уплыть на каком-нибудь корабле. Если ему удавалось ускользать от нас на суше, в морских просторах он может бесследно скрыться. Существует ли хоть какая-нибудь возможность следить за ним?

Морриэль с усмешкой отвечает:

— Да, Лиренда, и возможность эта стара, как мир. Я отправлю туда Элайру. Пусть вотрется к нему в доверие и потом соблазнит его…

ГЛАВА VII

Корабельная гавань

Святилище Эта-Создателя находилось не в самом городе, а на некотором расстоянии от него. Ни сейчас, ни в прежние времена здесь не было храма и даже скромной хижины, защищавшей от непогоды. Как и древние паравианские расы, люди, населившие Этеру, придерживались убеждения, что никакое строение, возведенное человеческими руками, все равно не сможет воздать должное первичной силе, давшей Имена всему существующему. Как и в прочих пустынных уголках на побережье Эльтаирского залива, здесь властвовали чайки и скопы, и только пыльная тропа, уводящая к серым скалам, говорила о появлении людей.

Дакар подъехал к святилищу, когда солнце уже медленно ползло вниз, растягивая тени по придорожным травам. Проклиная негнущуюся спину, он кое-как сполз со взмыленной лошади. Поводья он обмотал вокруг коряги, которая торчала из кучи валежника, слишком утомленный, чтобы беспокоиться о том, что может лишиться отвязавшегося коня.

Знахарка оказалась права: меняя на постоялых дворах лошадей, через пару дней он добрался до Корабельной Гавани. Дакар ехал почти без остановок. Он отбил себе копчик, ляжки и зад стерлись до крови, однако злоба на Асандира заглушала в нем телесную боль. Иногда Дакару хотелось плакать от жалости к себе. За все пятьсот лет ученичества У Асандира он еще никогда не чувствовал себя таким несчастным и униженным.

Предзакатное солнце нещадно жарило ему спину. Внешне Дакар был похож сейчас на разъяренного шершня, попавшего в дымовую струю. Плюнув и выругавшись, он двинулся по узкому проходу к месту святилища.

Ни один посторонний голос не вплетался в крики чаек, высматривающих рыбу. Стоило немного подняться вверх, как и их голоса куда-то исчезали, и шелест ветра казался единственный звуком, оставшимся в мире. Запахов здесь тоже не было, кроме пряного запаха восковых свечей, но он не был разлит в воздухе, а налетал вместе с ветром, когда тот менял направление и дул со стороны святилища. Дакар невольно схватился за выступ скалы; запах этот едва не сбил его с ног. После вынужденного двухдневного поста, усугубленного полным отсутствием влаги в желудке, у Безумного Пророка закружилась голова.