Корабли Мериора

Но Медлир уже не мог остановиться. Он сам стал инструментом, орудием пробужденной древней мистерии. Его не волновали попранные гордость и тщеславие гостей — этого он даже не замечал. Он был служителем, рабом силы, управлявшей его игрой. При всем желании он уже не мог остановить звуки, сотрясавшие воздух и пол зала.

Страх придавил Дакара. Только цепи не давали ему рухнуть на пол. В отличие от невежественных джелотцев он знал: день летнего солнцестояния был у древних паравианцев не только празднеством. Почти шестьсот лет назад, еще до вторжения Деш-Тира, Дакар (тогда совсем мальчишка) видел магический ритуал единорогов. Они умели управлять силовыми потоками; в результате ветви давали множество «побегов», несущих жизнь и плодородие окрестным холмам. Единороги знали, где проходят эти ручейки силы. Каменные глыбы, деревья, бугорки и ложбинки служили естественными указателями, составляя единую сеть. Потом тупые и самоуверенные люди уничтожили ее или изменили До неузнаваемости.

Лиранта Медлира взорвала установившееся равновесие. Пробудившиеся совесть и раскаяние у гостей мэра были лишь побочными явлениями. Звуки высвобождали доступ к средоточию ветви, явно находившемуся где-то поблизости. Страх Дакара сменился немым ужасом. Он один представлял себе, что будет дальше. В день солнцестояния все двенадцать магических ветвей Этеры разбухали от силы, приняв ее у солнца. Своей музыкой Медлир творил могущественное заклинание, даже не зная его последствий. Но сила не обладала сознанием и не умела различать. Она подчинилась призыву и готовилась вырваться наружу, безучастная ко всему, что окажется у нее на пути.

— Нет! — закричал Дакар.- Медлир, прекрати играть!

Бесполезно.

Пожалуй, один Медлир был сейчас слеп и глух ко всему, что разворачивалось вокруг него. Возможно, он не слышал даже мелодии; музыка сама двигала его пальцами, сплетая последние узоры. Их оставалось совсем немного. Это угадывалось по изменившейся тональности и высоте звуков. Взглянув на Медлира, Дакар испытал новое потрясение: каштановые волосы менестреля сделались черными, цвета воронова крыла.

Загремели цепи. В бессильной ярости Безумный Пророк выкрикнул имя Аритона Фаленского.

А звуки лиранты становились все громче. По сути, теперь звучали уже не они; это был голос первозданной силы, достигшей высшей и опасной точки. Но не было умелой руки, способной управлять ею. Каждый звук стал отдельным потоком. «Поздно!» — пронеслось в голове Дакара. Теперь, наверное, сам. Асандир не сумел бы утихомирить лавину силы и вернуть ее в прежнее состояние.

Разноцветными фонтанами вылетали мозаичные плитки пола. Бешено раскачивались и рвались веревки с гипсовыми орхидеями. Дрожали и подпрыгивали гипсовые колонны и деревянные беседки. Ломалась и осыпалась позолота. Лица пухленьких эльфов покрывались паутиной трещин, чтобы в следующее мгновение рухнуть и превратиться в гипсовый прах. Опрокидывались пиршественные столы, превращая в хрустальный бисер осколки разбитых бокалов. Воздух сотрясался, и его волны почти обжигали Дакара. Безумный Пророк вцепился в свой шатавшийся столб — тот уже успел покрыться зелеными листочками. Музыка, а также стук, звон и лязг падающих предметов заглушали крики охваченных паникой гостей. Инстинкт гнал их к дверям. Туда же пытались добраться и слуги. Каждый пробивался самостоятельно, отбиваясь, пиная мешающих и пуская в ход ногти и зубы. Под ногами хлюпали лужи изысканных вин; сапоги и туфельки втаптывали в грязь редкие кушанья, попутно давя украшенные драгоценными камнями карнавальные маски. Самые знатные и именитые гости повели себя не лучшим образом. Когда подиум, на котором стояли их столы, внезапно охватили языки пламени, цвет джелотского общества с воплями влился в остальное стадо.

Растоптанная и раздавленная пища источала зловоние. Сердито блестели в отсветах пламени осколки хрусталя. Дакар почувствовал, что воздушные потоки сделались иными — буйными и шквалистыми, но в то же время невыразимо нежными. Для обезумевших людей каждый глоток становился живительным. По каменным стенам поползли трещины; шпалеры, которыми они были задрапированы, ветшали на глазах. Неживая материя отступала перед обновленным биением жизни, сила коей ежегодно выталкивала из-под снега первые цветы и заставляла прорастать семена.