Корявое дерево

Я выхватываю у нее клочок и прижимаю его к своей груди. Материя говорит только о горестях: здесь все, о чем Стиг горько сожалел. Под моими пальцами вьются нити угрызений совести и самобичевания, завязываясь в узел тоски. Чувство вины из-за того, что в ту ночь он позвонил отцу. И уверенность в том, что ему не следовало убегать из дома и бросать маму. Стыд, сознание своей вины, ненависть к самому себе. От прикосновения к клочку материи в моей душе проносятся все горькие чувства в его жизни.

Ткань начинает показывать мне Нину, но я отстраняюсь от истории их отношений, не хочу этого видеть, не хочу знать. А затем я вижу себя и его вместе, и у меня спирает дыхание. Стиг сожалел о том, что не поцеловал…

Кусок материи показывает мне меня саму, смеющуюся и играющую в снегу. Я вижу себя глазами Стига, и в моей груди разливается тепло. Да, мое лицо изуродовано – нельзя сказать, что Стиг этого не замечал, – но он видел во мне и красоту.

Я чувствую его страстное желание поцеловать меня – но он боялся, что недостаточно хорош, опасался, что внутри он слишком искорежен, чтобы сделать кого-нибудь счастливым.

Я поднимаю глаза и вижу драге

, который, отбиваясь от призраков, подходит все ближе.

Мой разум вытягивает из ткани еще одну нить воспоминаний Стига. Я вижу саму себя, дрожащую на диване. Стиг стягивает с меня сапоги. Он уже тогда хотел рассказать мне о своих чувствах, но решил, что это неподходящий момент – я была слишком расстроена. Затем я вижу, как он целует меня в макушку. Тогда он так сильно желал нашей близости, но ему мешали обуревавшие его эмоции. Он наконец начинал понимать, что не виноват в гибели своего отца, но до этого в единое целое его связывали только злость на себя и сознание собственной вины. Из-за того, что он отказался от этих внутренних скреп, у него возникло чувство незащищенности, и ему было нужно время, чтобы разобраться в себе самом. Как я могла этого не понять, как могла быть такой эгоистичной?

Драге подходит все ближе. Мне надо бежать, но клочок материи в моих руках не дает этого сделать. Моего внимания властно требует еще одно воспоминание: я вижу себя – я стою перед дверью и полна решимости отправиться к дереву, а значит, выйти из дома. Стиг смотрит мне в глаза, и накал его чувств заставляет мое сердце биться быстрее. Ему было со мной так комфортно; он чувствовал, что может остаться самим собой и рассказать мне все. Ему была невыносима мысль о том, что он может меня потерять. Когда я поцеловала его, он отшатнулся, потому что ему тогда показалось, что этим поцелуем я прощаюсь с ним навек.

А теперь уже слишком поздно.

Я вытираю глаза и вижу, что драге уже почти рядом.

Сжав руки в кулаки, я набрасываюсь на Норн:

– Вы определяете судьбу. Значит, вы можете это изменить!

Старая Норна, не обращая на меня ни малейшего внимания, идет к стволу дерева.

– Пожалуйста! Вы же можете что-то сделать!

Норны сходятся вместе, готовые вновь слиться с деревом. Меня пробирает ужас. Еще несколько мгновений – и драге окажется рядом. Они собираются оставить меня умирать!

Я хватаюсь за свой амулет, делаю глубокий вдох и вновь обнаруживаю в себе силу. Из груди вырывается свирепый, первобытный рык:

– Я дочь Одина! Я приказываю вам мне помочь! – Я топаю ногой по выступающему корню, и земля содрогается, а ветви дерева надо мной дрожат. Если это может вернуть Стига к жизни, я готова изрубить ствол этого дерева топором. Готова поджечь его и смотреть, как оно будет гореть.

Самая юная из Норн спокойно смотрит на меня, и во взгляде ее я вижу что-то, похожее на восхищение.

– Только Хель, Владычица Царства мертвых может вернуть человеку жизнь.

– Тогда отведите меня к Хель!

Прекрасная Норна склоняет голову набок:

– Немногие из живых отправлялись к Хель, и еще меньше было тех, кто вернулся назад. Ты понимаешь, о чем просишь?

Я киваю, боясь, но твердо решив не показывать свой страх. Две остальные Норны заходят в ее тень, и все три сливаются в одну.

– Что ж, хорошо. – Она хватает мое запястье, и в вены мигом вливается лед. Я смотрю на свою руку и чувствую, как холод охватывает меня всю. Я пытаюсь высвободиться, но не могу. Я падаю на колени, и корень дерева обвивает мою голень, потом туго стягивает бедро. Я смотрю на себя, и у меня такое чувство, будто все это происходит с кем-то другим. Извиваясь всем телом, я пытаюсь сесть, силюсь вырваться. Корень волочит меня по заснеженной земле, и я вздрагиваю и морщусь, когда мой затылок ударяется об узловатые корни, которые царапают его.

А потом я оказываюсь в сырой зловонной полости дерева – лежу на гниющих листьях. Я уже была здесь, в другом своем сне. Мне надо проснуться. Надо проснуться.

На мое лицо сыплется земля, земля проникает в рот, падает на глаза. Я выплевываю ее и истошно кричу, но уже слишком поздно. Меня поглощает черная яма из моих кошмаров.

Где нить, там и клинок