Кормилец

Игорь позвонил ему по пути. С Дорониным Игорь давным-давно работал в шестой поликлинике, куда пришлось устроиться после эксцесса с выпиской Шматченко. Тогда Доронин был терапевтом. Специализацию он поменял лет семь назад.

Валера сильно располнел. Крепко пожал руку Игорю, обнял и похлопал по спине.

На нем был белый халат и колпак, покрытый мелким бледным рисунком – мультяшные черепа и кости. Наверное, по замыслу производителя спецодежды это должно было помочь врачу наладить контакт с малолетними пациентами.

– Надевай, – Доронин протянул Игорю белый халат и отвел на несколько шагов в сторону от Марины.

– А у тебя нет еще одного? – спросил Игорь.

– Есть, но не дам.

– Она же мать.

– Поэтому и не дам. Пойдем, скажи, что скоро вернешься, и пока ничего не объясняй.

– Ладно. – Игорь кивнул Марине и направился следом за Дорониным в раскрытую дверь.

16

В обложенной белым кафелем большой светлой комнате было тихо и светло. Вдоль стены в ряд стояли шесть каталок. Четыре из них были заняты. На ближней к двери лежало перемотанное бинтами, как мумия, детское тело. Наверное, жертва ДТП. Над телом склонилась пожилая медсестра и настраивала капельницу. На двух других лежали мальчишки. Одному из них было лет двенадцать. Он спал и во сне крепко прижимал к груди сжатые кулаки. Другой, помладше, повернулся лицом к Игорю и смотрел на него пустыми, мутными от обезболивающих препаратов глазами. Под простынкой в районе правого колена просматривалась забинтованная культя.

Лиза лежала на дальней каталке у окна. Ее зачем-то побрили наголо. За сутки она сильно похудела. Даже голова как будто стала меньше. Широкими шагами Игорь направился к дочери.

– Игорь, – шепотом окликнул его Доронин.

Он остановился и обернулся.

– Это не она.

Валера кивком указал на забинтованное тело перед входом.

Игорь подумал, что Доронин ошибся. Сделал еще два шага к окну и заглянул в лицо девочке. Оказалось, что ошибся он сам.

Он не мог даже коснуться дочери – вся голова была перебинтована. Видны были только края пересохших, покрытых коркой губ и выбившиеся сбоку из-под бинтов волосы, похожие на клок пакли. На месте глаз бинты промокли от крови. У изголовья стоял короб из серого пластика с экраном на широкой штанге. Из короба выходили с десяток трубок и проводов и скрывались под простыней. Лиза лежала неподвижно, и только ритмичное попискивание аппарата и скачущие цифры в углу монитора свидетельствовали о том, что она жива. Вчера он подвозил в школу свою девочку, живую и немного обеспокоенную невыученным параграфом по математике, а теперь перед ним лежал перебинтованный кусок окровавленного мяса, жизнь в котором поддерживал ящик, набитый электроникой.

Тишина, прерываемая только тихим щелканьем реле и ритмичным попискиванием пульсометров, больше ассоциировалась со смертью, чем с выздоровлением. Медсестра крутила регулировочное колесико на капельнице, считала капли и поглядывала на часы в углу монитора. Равнодушно и монотонно. Для нее это всего лишь работа. Как у паромщика на Стиксе. Не забудьте положить монеты в карман покойнику, чтобы он мог расплатиться. Обычно их кладут на глаза, но моя дочь – особый случай.

– Лиза поступила в начале десятого, – сказал Доронин. – Привез какой-то парень. Его сейчас полиция допрашивает. Нашел ее на Райской пустоши в щели между фундаментными блоками. Токарь, что ли. Ехал с утра на работу. Я сначала не понял, как он мог ехать и что-то услышать. А потом оказалось, что на велосипеде. Чудак какой-то. В такую погоду и на велосипеде.

Райской пустошью называли замороженную строительную площадку жилищного комплекса «Эдем». Года три назад что-то пошло не так, и застройщики, прихватив остатки денег пайщиков и бросив строительную технику с материалами, сбежали за границу. Теперь на стройке находились только сторожа и собаки.

– Она поступила без сознания. Скорее всего, из-за раны на голове. Иванишин оперировать боится, сказал, что будет звонить в центр. Переломаны два ребра справа. В плевральной полости жидкость. Через час будем пунктировать. Может, сами. Может, позовем кого-нибудь из хирургии. Посмотрим. Гемоглобин низкий. На два часа заказали плазму. Плюс переохлаждение. Плюс множественные травмы глаз.

Отдай ему то, что должен, или он заберет у тебя втройне.

Что же ты наделала, злобная сука! Я не убивал тебя. Я даже не просил тебя поехать вместе со мной. Ты сама предложила.

– Множественные травмы глаз, – медленно повторил Игорь. – Это как?

– Судмедэксперт сказал, что удары в области глазниц были нанесены острым и тонким металлическим предметом. Приезжал специалист из микрохирургии глаза. Пообещал, что займется этой проблемой после того, как мы разберемся с гемостазом.

Разумно. Зачем умирающему ребенку острое зрение?

– Ты хочешь сказать, что кто-то выколол ей глаза шилом? Верно?

– Хватит задавать мне идиотские вопросы, Игорь! – вдруг повысил голос Доронин. – Ты такой же врач, как и я, и должен понимать. Да, твоя дочка при смерти, если ты хочешь это услышать. Но мы будем делать все для того, чтобы спасти ее.