КОРМУШКА

И тут же с лёгким щелчком в мозгу встали на место разбросанные хаотично кусочки мозаики. Увиденная краем глаза фанерная крепость на высоком берегу… Тот самый "Форпост"? Ряженые под старину бородачи, нарочитый говор, княжеская набожность, пусть упомянутая мельком… Михаил Сергеевич Негодин, режиссёр и актёр собственных картин, скупивший перед Нашествием полторы сотни гектаров земли в этих местах. Барин… сам захотел царствовати и всем владети?А что, вполне символично - Павлово тоже расположено на семи холмах, как Москва или Рим. Как здесь называют - "на горах". Троицкая. Семёнова, Спасская, Убогая горы, и есть ещё кручи: Каменка, Воскресенская и Дальняя. При трепетной любви Михаила Сергеевича к различным знакам свыше… это он может, да. А меч с драгоценными камнями в рукояти нужен в качестве очередного символа.

И это обозначает, что сваливать отсюда надо как можно быстрее. Рупь за сто даю - после окончания работы нас потихоньку удавят и отправят кормить раков. Не должны грязные лапы касаться мечты. Грязные - означает наши, мои и Андрея. Да и все остальные тоже. Насколько помню, люди у Негодина делятся на две категории - быдло, самая многочисленная, и он.

Нехорошая ситуация, опасная. Однозначно нужно делать ноги, не дожидаясь встречи. Тем более у нас своя цель. Кстати, о цели… что у меня осталось из оружия? Да практически ничего, только два ножа за обоими голенищами, пистолет под противорадикулитным поясом, и намотанная на запястье левой руки басовая гитарная струна, запаянная концами в свинцовые грузики. У сына и того меньше, только заточка из электрода в сапоге, тоже ножи, да динамитная шашка с коротким шнуром, неизвестно зачем примотанная скотчем к ноге. Не иначе браконьерствовать собрался, рыбу глушить. Нехорошо! Природу беречь следует, она вкусная!

И тут, будто бы услышав мысли о вкусностях, со скрипом распахнулась дверь, пропустив двух дородных женщин в сарафанах и кокошниках, несущих подносы с едой. Ничего так тётеньки, фигуристые, но для чего румянить щёки? Сюр и гротеск. Неужели увлеклись игрой до такой степени, что не замечают грани?

- Не обессудь, мастер, за постные яства, сегодня среда, - и всё с поклонами и искусственными улыбками до ушей.

Надо же, мы уже приобрели определённый статус. Видимо мастер - это покруче простого пейзанина и достоин поклона. Цирк, мля…

- А выпить уставшим людям? - с сомнением осматриваю подносы. Опять опостылевшая картошка, посыпанная укропом, несколько репок, четыре крупных жёлтых огурца - да, не густо.

- Винопитие - грех, не положено.

Как же, как же, понимаю, грешить рылом не вышел. И до княжеской резолюции как бы ещё не человек. Да и фигу ему - есть кое-что за пазухой припрятанное. Нагрелось, правда, но и так сойдёт. Из горлышка. Потому что стаканов тоже не принесли. Ложки есть, деревянные, без росписи.

- Приятного аппетита! - донеслось от двери.

Давешний сотник. С большим непрозрачным пакетом. Повинуясь небрежному жесту, тётки выскочили прочь. Боятся его, сразу видно. Я тоже боюсь, заранее боюсь. Глядишь, и целее будем.

- Экие клуши, - бородач укоризненно покачал головой, разглядывая заставленный стол. - Что они понимают, бабы?

Сгрёб всё в сторону и выставил высокий глиняный кувшин, аккуратно обвязанный по горлышку куском плёнки. Следом - жареную курицу. Понятно, сейчас я выпью стакана три почти без промежутков между ними, развяжу язык и раскрою душу нараспашку. Самая приятная методика ведения допросов. И пусть, у нас, двух простых кузнецов из Касимова, нет секретов от гостеприимных хозяев. Расскажем всё, включая интимные подробности, жалко что ли?

На исходе первого литра уже перешли на "ты". Игорь, так звали сотника, всё подливал и поддакивал, слушая разливающегося соловьём меня, дурака. Я плакался на горькую судьбинушку, на тиранов и деспотов из Рязанского училища ВДВ, захвативших власть во всём Касимовском районе, ругал тяжкую долю беглецов. Представления не имею, поверил или нет, вида он не показывал, только иногда в рассеянности поглаживал карман. Диктофон? А пусть. И пусть проверяет потом, если захочет. И если сможет.

Андрей по молодости лет давно вырубился и спал, упав лицом в столешницу. Правая рука безвольно свисла к голенищу сапога, только пальцы нервно подрагивали. Не торопись, сын, не сейчас. Рано. Прямой угрозы пока нет, да и не хочется уходить с боем. Вот жить… жить очень хочется.

- Погоди, Михалыч, - через час у сотника тоже чуть заплетался язык. - Я понимаю - заточка, но полировка-то тут причём?

- Как причём? Да это, если бы ты знал, в нашем деле чуть ли не самое главное.

- Да ладно…

- Охота врать. Принеси, покажу наглядно.

- А и принесу! - Игорь упрямо мотнул головой и крикнул: - Евграфий!

- Кто?

- Чего лыбишься? Нормальное имя, раньше Евгением был.

На зов заглянул всё тот же участковый, отряхивающий с бороды хлебные крошки. Хлеб жрёт, сволочь. И крошит. А наши над ладошкой едят, чтобы ничего не упало. Хлеб… здесь есть хлеб?

- Граф, тащи сюда сабли!

- Шашки.

- Я и говорю - сабли! - сотник хлопнул по столу ладонью. - Пошевеливайся!