КОРМУШКА

- Не сломала?

- Я не Иван Грозный, без рентгена насквозь не вижу. Лей ещё воды. Промокни.

Режу глубже, в сторону плечевого сустава. Иначе не достать. Как это потом обратно зашивать? И, главное, чем? Да и можно ли?

- Пинцет.

Тот самый, которым из меня недавно выковыривали дробинки. Маленький пинцетик из маникюрного набора покойного Михал Сергеича Негодина. Но его достаточно, чтобы ухватить пулю. Никитин опять орёт благим матом… тащу… бросаю в ведро, где уже лежат комки окровавленных тряпок.

- Лей!

Иваныч захлёбывается криком и резко умолкает, потеряв сознание от боли. Андрей промывает рану и с сомнением качает головой.

- Думаешь, поможет?

- Есть другие варианты?

- Водкой?

- Обожжешь ткани, хрен срастутся. А так, может, нитки с грязью вымоет. И, какое-никакое, но обеззараживание. Лучше бы внутрь, но…

Да, как действует на неподготовленного человека "ведьмино зелье" мы в очередной раз убедились совсем недавно. На изготовление одной бутылки уходят слюнные железы не то двенадцати, не то пятнадцати, не помню точно, тварёнышей. Даже я не рискну выпить больше одного глотка.

- Зашивать будешь?

- Да ну его… ещё что-нибудь не так заштопаю. Само срастётся. Наверное. Просто забинтуй потуже, и всё. И это, не отвязывай пока. Утром дашь ещё стакан, и поддерживай в таком состоянии весь день.

- А ты?

- Я спать, как и положено ночью добрым людям.

- А…

- А ты в карауле. Злой потому что.

Андрей разбудил меня чуть свет, совсем не скрывая мстительную улыбку:

- Пап, там Иваныч очнулся.

- Так усыпи опять.

- С тобой хочет поговорить.

- Ладно, иду.

На ощупь, не открывая глаз, натягиваю штаны и автоматически наматываю портянки. Не первой свежести, но сойдёт. Привык к сапогам так, что совсем не чувствую их вес на ноге. Чистая футболка из капитанских запасов. Бритвенный одноразовый станок тоже его. Умываться. Но спать-то как хочется! И кто сказал, что с возрастом люди начинают страдать бессонницей? Не верю.

Двенадцать ступенек вверх, и упираюсь в дверь гальюна. Как раз то, что нужно. Внутри обычный унитаз. Раковина из нержавейки по типу сортирной плацкартного вагона. Направо, за плёночной шторкой, душевая. Моё спасение там, и все раненые мира могут подождать, пока я оживаю под упругими горячими струями. Никаких холодных или контрастных - проснусь только под обжигающим, на грани терпения или даже чуть за ней. Вода явно не забортная - или дождевая, что маловероятно, или привезённая специально их родника. Блаженство! И я снова живой!

Никитин встречает меня, отмытого до скрипа кожи, чисто выбритого и благоухающего "Тройным" одеколоном, виноватой улыбкой. Что это все улыбаются второй день, как японский премьер-министр на очередной годовщине Фукусимы? Так смешно выгляжу?

- Николай Михайлович, - надо же, запомнил. - Извини.

- За что?

- Хотел помочь, а сам…

- Ерунда, справимся.

- Без меня - нет. Там компрессор заводить нужно, давлением выгонять. Само не посыплется.

- Это, примерно, как на цементовозах?

- Похоже, - согласился Иваныч и закусил губу.

Ну и видок у мужика! Похмелье, боль от варварской операции, температура наверняка ещё держится. Его бы сейчас печёнкой тварёныша накормить, хотя бы солёной, но пока нельзя. Ещё день-два, там и пробовать будем. Иначе с непривычки проблюёт часа полтора, может рану потревожить.

- Володя, ты чего звал-то? Только извиниться? Мог бы и потерпеть.

- Не только, - Никитин закрыл глаза и попросил: - Когда будете уезжать, пистолет мне оставь.

- Не понял…

- А чего ты не понял? - Иваныч говорил тихо, срываясь на свистящий шёпот. - Муку погрузите, и уматывайте отсюда к ядреной матери. Так доходчивей?

- Пистолет, значит? И с одним патроном, так? А нож тебе ритуальный не отковать, самураю недоделанному?

- Не твоё дело!

- Нет уж извини, моё, - я без замаха двинул раненому в глаз. Кулаком - пощёчины мужчинам не к лицу. - В самопожертвование решил поиграть, сука? Боишься обузой стать?

Никитин молчал, отвернув морду к стене.

- Ну и молчи. Знаешь… там, наверху, в галерее… там бы не только пистолет дал, сам бы удавил. Но не смог, как видишь. Так что живи и не пытайся соскочить. Жизнь, она ведь та же работа, только ответственности в ней больше. И, в основном, не за себя.

- А толку в моей жизни? Жена погибла, дочь… - Иваныч запнулся, на глазах выступили слёзы и дрогнул голос. - Дочь тоже погибла. Даже отомстить некому стало.

- Дурак ты, Вовка.

- А ты?

- И я дурак. Но только верю, уж извини за пафос, что мир жив, пока живы его последние защитники. А дурак в том, что хочу оказаться в этой очереди даже не предпоследним. И детей подвинуть как можно дальше.

- Дети…

- Да, Вова, дети. Хочешь подохнуть? Да пожалуйста! Но только знай - если завтра они начнут умирать с голоду, то это из-за того, что один мудак не увидел смысла в их жизни.

- В своей.

- Да кто сказал, что она твоя?

- А…

- Заткнись! Ты же инженер-механик? Вот и будешь работать по специальности. А то, как в каменном веке живём, скоро с топором на лампочку бросаться начнём. Интеллигенты, мля…. Не дёргайся, это не тебе. Ветряк поставить сможешь?

- Смогу.