Корниловъ. Книга первая: 1917 (СИ)

Он раздумывал над программой партии и дальнейшими действиями, покручивая залихватского вида усы. Обязательно нужно будет создать партийную молодёжную организацию, вроде пионерии и комсомола, чтобы с юных лет воспитывать патриотизм. Хочешь победить врага — воспитай его детей. Собственно, в реальной истории советы этим и воспользовались, массово завлекая молодёжь в пионерские организации, да так, что потом павлики морозовы и коли мяготины смело закладывали властям своих родных и близких.

Ещё нужно было решить, кого привлечь к партийной работе в первую очередь. Связываться с нынешними деятелями вроде Милюкова, Пуришкевича и прочих просто не хотелось, они опять превратят организацию в обыкновенную говорильню. Местные либералы по-другому просто не умеют работать, а бывшие черносотенцы во главе партии это мгновенный крест на репутации. Их можно будет привлечь потом. Придётся обратиться к левому флангу и выцарапать оттуда тех, кто придерживается крепкой оборонческой позиции. Как тот же Савинков, например, хотя допускать этого паука к управлению Корнилов прямо опасался. Неплохо было бы переманить на свою сторону Сталина, но это из разряда фантастики. Генералов и офицеров на высших партийных должностях тоже быть не должно, нужен человек из простого народа, такой же как и сам Корнилов.

Генерал решил вернуться к этому вопросу позже, кадровый вопрос оказался сложнее, чем он предполагал. Одно было ясно, как божий день. Народно-республиканской партии России — быть.

В тылу

Пыльная украинская дорога пролегала через степь, прямая, как ствол винтовки. Изжаренная палящим июльским солнцем пыль оседала на обмундировании, скрипела на зубах и забивалась в сапоги, натирая между пальцев ног, но солдаты продолжали идти, стойко перенося эти трудности. Когда идёшь прочь от фронта, ноги сами несут.

Ни одного патрона в вещмешках и карманах не нашлось бы, даже если бы вдруг из ниоткуда налетели австрияки. Вещмешки солдат были забиты награбленным в окрестных деревнях и сёлах, и на патроны места попросту не осталось.

Солдаты намеревались выйти к железной дороге, чтобы там зайцами сесть на какой-нибудь товарняк, идущий на восток, прочь от фронта, войны и разрывов снарядов. Их было полтора десятка, со всех концов огромной страны, москвичи, вятичи, нижегородцы, пермяки, иркутяне и даже один коренной петроградец. Дезертировали они единодушно и единогласно, после очередной австрийской атаки, остатками взвода.

Они не пели и почти не разговаривали, отплёвываясь от пыли и щёлкая на ходу семечки. Кто-то хрустел украденной в деревне колбасой, кто-то тихо матерился сквозь зубы, раненые изредка постанывали, баюкая закутанные в грязное тряпьё конечности.

По плану, предложенным ефрейтором Ивановым, они должны были выйти на станцию Гвоздец, обойти её, и там, за станцией, запрыгнуть на поезд. Раненые, очевидно, запрыгнуть бы не смогли, но дезертиры старались об этом не думать.

Настроение у всех было довольно мрачным, даже при том, что для их взвода война наконец-то закончилась, и для них больше не будет ни офицерских зуботычин, ни германских пулемётов, ни артиллерийских обстрелов. Главное, добраться домой, а там как-нибудь уже разберутся. Землю поделят по справедливости, и можно жить, не тужить. Вот только сперва нужно было выбраться отсюда, сбежать подальше от линии фронта, где на западе до сих пор гулко бахали австрийские гаубицы.

Кончена война-то. Царя нет, до их родных земель немец не дойдёт, а помирать неизвестно за что никто из них не желал. Вот, например, рядовой Хлебников, их четверо братьев было у мамки, трое сгинуло на фронте, а он один остался, кто хозяйство-то поднимать будет? Или рядовой Карпов, у него дома шестеро детей по лавкам сидят, на кой чёрт воевать? Нет уж, ищите дураков в другом месте.

— Ох, мать твою, больно-то как, — запричитал снова Еремеев, который накануне сражения прострелил себе ладонь, чтобы отправиться в госпиталь, но не успел покинуть линию фронта, австрийцы с немцами начали прорыв. — Хвельшера бы, хоть коновала какого…

— Дам тебе щас хвельдшера по сопатке, кончай ныть, Ерёма, — пригрозил Иванов, хмурый, невыспавшийся и злой.

— Товарищи, это контрпродуктивно, мы не должны ругаться между собой, — поспешил встрять Студент, попавший в армию добровольцем прямо со студенческой скамьи. — Ругать мы должны генералов и буржуев, которые довели нас до подобной ситуации.

— Вот лучше бы генералу какому по сопатке, да, — буркнул Еремеев. — А я што? А ништо. Кто ж знал-то, что назад нас погонят?

— Да как не знать, у них, вон, силища! — встрял Карпов.

— У немца-то порядок во всём, не то, что у нас, — смачно харкнув в придорожную пыль, буркнул Хлебников.

— На это и надеемся, товарищи, что немецкий рабочий, проявив порядочность и сознательность, повернёт оружие против своих угнетателей, — заявил Студент. — Простой солдат нам ближе, чем эти золотопогонники, хоть с какой стороны. Что мы, зря братались с ними?

— Может, и зря… — сплюнул Еремеев и поёжился от неприятных воспоминаний. — Не больно-то они про это вспомнили, когда в атаку пошли.