Корниловъ. Книга первая: 1917

Окончив доклад, генерал ответил на несколько вопросов по состоянию армии, дальнейшим планам и прогнозам. Особенно любопытным оказался министр иностранных дел Терещенко. Верховный ответил в самых туманных формулировках. Терещенко уже несколько раз мелькал в Ставке, зачастую в компании французского атташе, и Корнилов ничуть не сомневался, что этот кадр открыто работает на Париж. Но пока он выступал за войну до победного конца, его можно было использовать.

— Благодарю, Лавр Георгиевич, — произнёс Керенский, подводя итог совещания.

Корнилов сдержанно кивнул, борясь с желанием достать револьвер и вышибить этому наркоману с землистым квадратным лицом его напудренные кокаином мозги. Он глядел в эти зажравшиеся румяные морды и видел перед собой перепаханные снарядами поля сражений, многокилометровые заграждения из колючей проволоки, ползущие в утреннем тумане удушливые газы. Видел необстрелянного солдата, выдернутого со школьной скамьи, с винтовкой, горстью патронов и немецкой листовкой в кармане. Видел, как тёмная, необразованная масса поднимает на штыки сначала своих командиров, а потом выливается на улицы российских городов, неся с собой революционный хаос, анархию и беззаконие, как брат поднимается на брата. Из-за того, что эти вот лоснящиеся хари никак не могут поделить власть, занимаясь аппаратными интригами, вылизыванием английских задниц и вывозом имущества за границу.

Совещание закончилось, все начали подниматься со своих мест, и Корнилов тоже. Очень хотелось вымыть руки. Ещё больше хотелось устроить чистки, причём не такие, что снятые со своих постов министры смогут спокойно доживать свой век в эмиграции и пописывать мемуары, выгораживая себя для потомков и историков. Чистки тотальные, масштабные, с самого верха и до самого низа, чтобы надолго отбить охоту воровать у тех, кто займёт эти посты следующими. Искоренить воровство не удастся, это всё равно что бороться со стихией, но урезать аппетиты кое-кому всё же не помешает. Объёмы распилов поражали воображение даже того, кто прошёл через девяностые, приватизацию и семибанкирщину.

Генерал вышел из Зимнего, сел в автомобиль. Вечерело. В окнах зажигались огни керосиновых ламп, редкие прохожие жались к стенам домов. На вокзале его ждал поезд обратно, оставаться в Петрограде дольше необходимого было опасно. В докладе Корнилов не врал и не преувеличивал, ситуация на фронте и правда была критическая, немец изо всех сил старался прорваться к Риге и далее.

На месте Людендорфа он поступил бы точно так же. Прорвать самый распропагандированный фронт, выйти к столице, одновременно устроив высадку морского десанта, и одним решительным ударом вывести Россию из войны, чтобы потом бросить освободившиеся дивизии на Париж. Да, в таком случае Германию ждал бы сокрушительный успех, и неизвестно, как повернулась бы история.

Впрочем, Германию и в реальной истории свалило не военное поражение, а внутренний враг. Истощение, голод… И матросский бунт, как итог, который и добил Германскую империю. Революция. И если одна революция это случайность, то две это уже закономерность. А генерал Корнилов хорошо знал, кто из нынешних «союзников» больше всего на свете любит пожинать плоды революций, цветных, бархатных, социалистических и всех остальных. Излюбленная тактика заокеанских партнёров.

Отличная возможность пограбить бывших друзей или врагов, прикрываясь громкими лозунгами, свести счёты с недругами, разрушить промышленность и надолго вывести государство из большой игры. Заодно захватывая для себя ещё один рынок сбыта.

Верховный прибыл на вокзал, вместе с адъютантами вышел из машины, поздоровался с несущими службу туркменами. Пожалуй, из Зимнего стоило позвонить и приказать готовить поезд к отправке.

Он выслушал доклад коменданта о том, что происшествий не случилось, прошёл в свой вагон, стянул сапоги, расстегнул пуговицы на мундире. Настроение у Верховного, мягко говоря, было не очень. Перед глазами до сих пор стояли сытые рожи министров, глядящие на него поверх тонких очков и пенсне, черкающие каракули в бумагах, коротающие время на скучном и неинтересном для них докладе.

Поезд тронулся только ночью, и чем дальше он уносил Верховного прочь от столицы, тем сильнее он убеждался в необходимости решительных действий. Всю систему нужно было менять.

Глава 20

В поезде

Поезд мчался через летнюю ночь, не останавливаясь ни на одной станции, а Верховный мучительно вспоминал предстоящие события. Он безусловно читал о них когда-то давно, пусть и не в самом подробном изложении. Август 1917 года, скоро будет месяц, как он переместился сюда, а история всё так же идёт по своей колее, за исключением каких-то мелких и незначительных событий.