Корниловъ. Книга первая: 1917

Подготовив Ставку к своему отсутствию, вечером 9 августа Корнилов снова отправился в столицу, и в тот же вечер из Ставки ему пришла копия телеграммы Керенского о том, что присутствие Верховного в Петрограде не обязательно. Возвращаться в Могилёв, впрочем, Верховный не стал, если уж Керенский против его присутствия на заседании правительства по реорганизации армии, то значит, там надо быть обязательно. Если это расстраивало планы Керенского и служило на благо страны и армии, то пренебрегать такой возможностью нельзя.

Но времени, конечно, с каждым днём становилось всё меньше. Нужно было спешить, пока не стало слишком поздно, пока Керенский не осмелел и не снял его с должности. Даже если откинуть манию величия и всё такое, Корнилов в данный момент на самом деле являлся единственной соломинкой, за которую можно было вытянуть Россию из того болота, в какое её завели царь и сменившее его Временное правительство.

Хорошо, что многие это понимали и так, без всякой пропаганды и газетных статей, которые Завойко строчил по заказу и по велению сердца.

А вот советы видели в нём непримиримого врага. Чуяли за версту, что как только Верховный возьмёт в свои руки власть не только над армией, но и над тылом, то примется душить их, как Полиграф Полиграфыч бродячих кошек. То есть, безжалостно и безостановочно. И именно поэтому Керенский, потакая желаниям Петросовета, всячески затягивал обсуждение записки Корнилова, осуждал возвращение смертной казни и просто препятствовал ему, продолжая разваливать армию по указке своих друзей-масонов из совдепа.

Генерала Алексеева в своё время он снял с должности Верховного Главнокомандующего за то, что тот предлагал восстановить работу военных судов для повышения дисциплины. Генерала Брусилова он снял за то, что он потакал солдатским комитетам и развалил дисциплину. Генерала Корнилова же снять не получится. Генерал Корнилов сам снимет кого угодно, железной рукой наводя порядок на фронте и в тылу. Это он себе пообещал твёрдо и чётко, решив скорее умереть в бою, нежели оставить Россию на растерзание этим стервятникам.

На Миллионной улице

Сотрудники британского посольства, и сэр Джордж Бьюкенен, полномочный представитель английской короны в частности, были неспокойны. Ситуация вырисовывалась крайне печальная, подобного исхода, помогая либерально настроенным партиям, никто не ожидал.

Финансируя буржуазную революцию в Российской империи, он предполагал только ослабить этого северного медведя, потому что претензии России на черноморские проливы были заведомо невыполнимы и их реализация не входила в сферу интересов Британии. Было бы гораздо лучше, если бы во главе России встал контролируемый ими монарх или регент при царевиче Алексее, но болван по имени Николай спутал все карты, отрёкшись и за него тоже, а другой болван по имени Михаил отказался принимать корону. Теперь империя трещала по швам, фронт сыпался, немцы наступали, а Временное правительство во главе с этими болванами из либеральных партий не могло вести войну, так необходимую Великобритании и Антанте.

Кто бы мог подумать, что немцы так быстро сориентируются и начнут собственную игру, уже за левые партии, причём весьма и весьма успешно. Хорошо хоть, что на благословенном острове их пацифистская пропаганда жёстко пресекалась. Сэр Бьюкенен хорошо видел, к чему может привести потакание массам и популистские лозунги за мир.

Так что сэр Бьюкенен размышлял, прогуливаясь по набережной Невы в компании Павла Милюкова, лидера кадетской партии. Милюков изображал из себя джентльмена, прячась под маской напускного безразличия, хотя на самом деле жадно ловил каждое слово британского посла.

— Вы очень зря вышли из состава правительства, Павел Николаевич, — заявил Джордж Бьюкенен, подставляя лицо свежему бризу, летящему со стороны Финского залива.

— Пост министра народного просвещения — это насмешка со стороны Керенского, — холодно произнёс Милюков.

— Он сыграл на вашей гордости, вы поддались и проиграли, Павел Николаевич, — снисходительно улыбнулся посол, даже не глядя в сторону этого варвара, пытающегося казаться образцовым денди. — Теперь правительство почти полностью во власти социалистов.

Милюков пошевелил усами, как таракан, не осмеливаясь начинать спор. Понимал, что не сумеет выйти из него победителем.

— Не совсем, мистер Бьюкенен, — всё же возразил он, подразумевая, что Коновалов и Терещенко далеки от идей социализма и представляют в правительстве правое крыло.

— Не совсем, — задумчиво произнёс посол. — Коалиция это идея-фикс господина Керенского. Только это и спасает…

— Представлены должны быть и левые, и правые круги, иначе это будет нелегитимным правительством, — самодовольно произнёс Милюков.

Бьюкенен покосился на него, но ничего не сказал. Милюков его несколько раздражал, но, как настоящий джентльмен и опытнейший дипломат, посол ни единым движением, ни единой морщинкой на лице не выдавал своих истинных чувств.