Корниловъ. Книга первая: 1917

Корнилов ещё раз оглядел собравшихся. Керенский со скучающим видом сидел во главе стола, его верные соратники, Терещенко и Некрасов, приготовились слушать. Верховный оказался в меньшинстве, один против троих, но в аппаратных интригах численное превосходство решает далеко не всегда. Он решил сперва зачитать вариант Савинкова и Филоненко. Нарочито бубнящим и монотонным голосом, так, чтобы министрам сложнее было вникнуть в суть предложений.

— Прожектёрство и фантазии, — произнёс Некрасов после того, как Корнилов дочитал и потянулся за стаканом воды, чтобы смочить пересохшее горло.

Керенский молча постукивал карандашом по столу.

— Особенно часть про железные дороги, — продолжил Некрасов. — Квалифицированных работников и так не хватает, а вы предлагаете их за любую оплошность — на фронт. Крайне неразумно, смею заметить.

— Общество не готово к таким преобразованиям, — поддержал его Терещенко.

— По поводу железнодорожного транспорта я склонен согласиться, — сказал Корнилов. — Но в остальном…

— Остальные требования, особенно в вопросах, касающихся армии, кажутся нам вполне справедливыми, — сказал Терещенко.

— Позвольте тогда зачитать ещё один вариант, — попросил Корнилов.

Возражать никто не стал, и Верховный начал зачитывать уже собственную, первоначальную версию предложений по спасению армии и тыла, с трудовыми армиями, переводом экономики на военные рельсы и возвращением единоначалия. На этот раз он всеми способами пытался донести до министров необходимость осуществить эти меры как можно скорее.

Но и этот вариант, гораздо более подходящий к ситуации, взвешенный и разумный, оказался принят министрами довольно прохладно. Это было заметно в их позах, выражении лиц, жестах. Эти министры не собирались ничего менять, и более того, не желали брать на себя ответственность за необходимые, но непопулярные решения.

Корнилов понял, что мирного решения не получится. Даже если их получится уговорить, убедить каким-то образом, то процесс будет затягиваться любыми способами вплоть до откровенного саботажа, пока всё не развалится окончательно. И армия, и страна.

Он окончил читать записку, взглянул на скучающего Керенского, на министров.

— Надеюсь, вы примете верное решение, господа, — поднимаясь из-за стола, произнёс Верховный.

Обе папки он протянул Керенскому, который словно бы очнулся ото сна, удивлённо глядя на генерала.

— Благодарю за внимание, — произнёс генерал и вышел из зала заседаний, не прощаясь.

Джигиты снова встрепенулись, завидев своего Верховного, подобрались, ожидая приказаний.

— На вокзал, — хмуро произнёс он.

Погрузились в автомобили, неспешно поехали по вечернему Петрограду. Этот город сейчас напоминал Корнилову сточную канаву, собравшему всю человеческую грязь со всей страны. И с каждой минутой нахождения в нём, вся эта грязь липла к душе, подменяя собой все самые лучшие качества.

На вокзале он тут же приказал готовить поезд к отправке, а сам ушёл в свой вагон, дел предстояла целая куча.

Из окна вагона он вдруг увидел картину, как министр-председатель в своём неизменном френче без погон пытается убедить часового впустить его к Корнилову. Генерал тихонько выглянул наружу.

— Ну что же вы, голубчик! Я ведь сам Керенский! — сказал Керенский.

— Нылзэ! — грубо, с ужасным акцентом рявкнул часовой, явно теряя терпение.

Министр-председатель попытался было протиснуться мимо, но не решился, отпрянув назад, оружие у туркмена было боевым, заряженным и опасным, и можно было не сомневаться, что он его применит.

— Джамал! Впусти этого клоуна, — по-туркменски произнёс Корнилов, выходя на площадку вагона.

Часовой покосился на Керенского и отошёл в сторону, тот, огибая туркмена по широкой дуге, просочился в вагон, где его и принял Верховный.

— Здравствуйте ещё раз, Александр Фёдорович. Чем обрадуете? — спросил Корнилов.

— О, это сугубо частный визит, Лавр Георгиевич! — замахал руками Керенский. — Хотел просто ещё раз выразить вам моё глубочайшее уважение.

— Гораздо лучше было бы, если бы вы выразили его, приняв мои предложения по реорганизации, — холодно заметил генерал.

— Мы над этим работаем, — сказал Керенский. — Я просто хотел заверить вас, Лавр Георгиевич, в нашей поддержке. Правительство и армия должны работать сообща, на благо револю…

— Александр Фёдорович, прекратите, мы не на митинге, а я не восторженный гимназист, — произнёс Корнилов. — На благо революции, конечно. Но в первую очередь мы должны работать на благо Родины.

— Да-да, разумеется, — Керенский сразу как-то поник. — В общем, я хочу, чтобы вы знали, Лавр Георгиевич. Мы на вашей стороне.

— Да, конечно, — в тон ему произнёс Корнилов. — На благо революции.

Глава 25

Петроград — Москва

Договориться по-хорошему не получилось. Значит, пора действовать по-плохому. Видит Бог, он пытался.