Корниловъ. Книга первая: 1917

— Но когда отказавшийся выдать зачинщиков и преступников полк был окружён сводным отрядом и комиссар, под угрозой обстрела всего полка, обратился к ним с требованием их выдать, то пронёсся плач мольбы о пощаде, — продолжил Верховный.

— Позор! — крикнули в зале.

Генерал не обращал внимания на эти выкрики, прекрасно понимая, что людей переполняют эмоции, и тему он затронул крайне горячую и неприятную.

— Преступники были выданы, преданы революционному суду и ждут своей неминуемой участи, — успокоил публику Верховный. — Полки после этого поклялись смыть позор своей измены.

Он пригубил воды из стакана, снова дождался тишины, чтобы продолжить выступление.

— Несколько дней тому назад, когда обозначилось наступление немцев против Риги, 56-й Сибирский полк, столь прославленный в прежних боях, самовольно оставил позиции и, побросав оружие и снаряжение, бежал, — окидывая зал холодным колючим взглядом, произнёс Корнилов. — Только под давлением оружия, после того, когда по телеграфу я приказал истребить полк, он вернулся на позиции.

Делегаты от совдепа враждебно загудели, осуждая подобные меры, с правой стороны зала, наоборот, прозвучали одобрительные возгласы.

— Положение на фронтах таково, что вследствие развала армии мы потеряли всю Галицию, Буковину и все плоды наших побед прошлого и нынешнего года, — произнёс генерал. — Враг уже стучится в ворота Риги, и если наша армия не удержится на побережье Рижского залива, дорога на Петроград будет открыта.

Публика молчала, встревоженная этим напоминанием.

— Были примеры, когда отдельные полки выражали желание заключить мир с немцами и готовы были отдать врагу завоёванные губернии и уплатить контрибуцию, считая по двести рублей на брата, — каждое слово Верховного падало и грохотало, словно мельничные жернова. — Армия должна быть восстановлена во что бы то ни стало. А для восстановления армии необходимо принятие тех мер, которые я доложил правительству и под которыми без всяких оговорок подписались управляющий военным министерством Савинков и комиссар при Ставке Филоненко.

Генерал кратко изложил тезисы той самой записки. В её первоначальном, более жёстком варианте, внимательно наблюдая за реакцией толпы. Правая часть зала кивала при каждом слове, соглашаясь почти со всем, зато представители совдепа хмуро зыркали на Верховного, понимая, что для них реализация этих мер будет началом конца.

Он прошёлся по проблемам снабжения, упомянул об угрозе голода на фронте, и продовольственного, и снарядного, снова оперируя фактами и цифрами, сравнивая производительность военных заводов с дореволюционными показателями. По этим цифрам выходило, что за полгода революции производительность упала больше, чем вдвое, и Корнилов знал, что это не предел.

Настало время перейти к самому вкусному, десерту, оставленному напоследок. К политическим моментам, о которых он обещал не упоминать, но как известно, джентльмен своему слову хозяин, захотел — слово дал, захотел — взял обратно, и Корнилов просто принимал правила игры своих соперников, которые действовали именно таким образом.

— К тому, что я считал долгом доложить вам, я присоединю то, во что я сердцем верил всегда и сейчас теперь наблюдаю: страна хочет жить, — произнёс генерал. — Несмотря на то, что безответственные лозунги, брошенные в тёмную невежественную массу для растления армии и для того, чтобы разрушить крепкую вертикаль власти, продолжают действовать даже сейчас.

Делегаты вновь затаили дыхание, понимая, что сейчас начнётся самая интересная часть.

— Я не противник Революции, всем сердцем я республиканец, но ядовитое, разрушительное действие мер, принимаемых Временным правительством и советами может пошатнуть не только самодержавие, но и саму нашу страну, — продолжил Верховный. — Но их отрезвляет лишь одно. Восстановить дисциплину на фронте пришлось после утраты Галиции. Нельзя допустить, чтобы порядок в тылу был последствием потери Риги, а порядок на железных дорогах был восстановлен ценой уступки врагу Молдавии.

Президиум зашевелился, Керенский принялся что-то горячо нашёптывать одному из своих помощников. Из-за кулисы Корнилову принялись махать руками, мол, время выступления подходит к концу. Генерал не сомневался — будь здесь микрофоны, ему бы их тотчас же выключили, а вместо телетрансляции его речи спешно поставили бы «Лебединое озеро».

— Двоевластие должно быть прекращено, — продолжил генерал.

— Правильно! Вся власть Советам! — выкрикнули слева.

— Этот вопрос должно решать Учредительное собрание, — повернувшись к кричавшему солдату, сказал Корнилов. — Но созыв Учредительного собрания невозможен, пока территория России оккупирована врагом, а её жители физически не могут отправить туда своих представителей. Это противоречит тем принципам демократии, которые я исповедую. Каждый голос должен быть услышан.

— Верно! — крикнули из зала.