Корниловъ. Книга первая: 1917

— Молчать! Вы же не будете тянуть в рот дерьмо больного дизентерией, господин полковник? А это то же самое! Только заражает не кишки, а головной мозг! — рявкнул он. — Он ведь у вас есть? Или вы деревянный по пояс, наглухо?

Солдаты заухмылялись в стороне. Для нижних чинов это особое удовольствие, наблюдать, как ненавистного командира разносит кто-то вышестоящий. А если это разносят самого командира полка, то это из ряда вон выходящий случай, и такое шоу пропускать никак нельзя. Кто-то извлёк из кармана бумажку и незаметно стал рвать на клочки.

— Приказываю, все подобные листовки изымать и уничтожать на месте. И народное творчество тоже, — произнёс генерал. — Никакой, повторяю, никакой агитации на фронте быть не должно. Ни германской. Ни кадетской. Ни эсерской. Ни левых, ни правых, ни чужих, ни наших.

— Есть! — вытянувшись смирно, выпалил полковник.

— Разрешите обратиться, господин Верховный Главнокомандующий? — послышался голос из солдатской кучки, какой-то молоденький унтер-офицер вышел вперёд и тоже вытянулся смирно.

— Разрешаю, — кивнул генерал.

— Это ограничение прав солдата, закреплённых приказом военного министра от одиннадцатого мая 1917 года! — выпалил унтер, и солдаты одобрительно загудели.

Так-так. Очередной умник. Наверняка из бывших студентов, профессиональных революционеров и прочих защитников демократии. Корнилов развернулся к нему, на время оставляя полковника в покое. Унтер глядел на него прямо и открыто, в глазах читалась решимость бороться за свои права.

— Так точно, ограничение прав. Упомянутый приказ военного министра — откровенно вредительский и направленный на развал дисциплины в армии, — ответил Корнилов. — Права должны быть дополнены обязанностями, иначе это выливается в анархию и безнаказанность, и мы из-за этого теперь вынуждены оставлять врагу нашу территорию. Ещё вопросы?

— Доколе война-то будет, господин генерал? За что воюем? — выкрикнул кто-то из задних рядов, совсем как на митинге.

Этот вопрос Верховный слышал уже сотни раз, и ответ давно сформулировал, и для себя, и для других.

— Война будет продолжаться до тех пор, пока мы не выйдем на старые границы империи. Польша, Литва и другие губернии должны быть освобождены, а чужого нам и даром не надо, — произнёс Верховный. — Германец наступает уже из последних сил. Но вдарить может крепко, так что и мы держаться должны всеми силами. Понятно вам, братцы?

— Понятно, господин генерал… Так точно… — вразнобой ответили бойцы.

— А вот это, — Корнилов снова помахал листовкой. — Должно быть уничтожено, как только попадает в наш окоп. Рвите, сжигайте. У кого из товарищей видите такие листовки, забирайте и тоже жгите. Зараза это похуже холеры, и многие уже заражены.

Кто-то в толпе спешно перекрестился.

— Лечится долго и тяжело, но всё-таки лечится, — сказал генерал. — Молитвой, учёбой и трудом. А лучше всего — изучением истории.

По глазам он видел, что не особо-то убедил солдат, но он и не пытался. Это задача политруков и комиссаров, хотя и они не слишком-то усердно работали над воспитанием бойцов, а там, где комиссары попадались излишне ретивые, их могли поднять на штыки ничуть не хуже, чем командиров.

— Ну так что, удержим Ригу или драпать будем до самой Камчатки? — усмехнулся в усы Корнилов.

— Удержим!

— Так точно, удержим, господин генерал! — вразнобой ответили солдаты, но без особой уверенности в голосе.

Верховный тоже был не слишком-то уверен в стойкости этих солдат, по правде сказать, он не доверил бы им защищать даже деревенский клуб от парней с соседнего села, но других солдат в его распоряжении не имелось, так что он нацепил маску напускного весёлого дружелюбия и даже похлопал унтера по плечу.

— А вы, товарищ, прекращайте с агитацией, если не хотите отправиться в трудовые отряды рядовым лесорубом, — тихо сказал генерал ему на ухо. — Ваше образование пригодилось бы в другом месте.

Унтер побледнел и кивнул, чувствуя в словах Верховного не пустую угрозу, а вполне осуществимую. Скорее даже предупреждение.

На германской стороне что-то громко бахнуло, засвистело, все бросились врассыпную, занимать места в укрытиях.

— Уллу бояр, в блиндаж! — взволнованно крикнул Хан, хватая Корнилова за локоть.

— К бою! — гаркнул кто-то.

— Га-а-азы! — завопили откуда-то сбоку, и все принялись надевать противогазы, неловко сбивая фуражки на землю или зажимая их коленями.

Застрекотал пулемёт, что-то рвануло на нейтральной полосе, комья земли беспорядочным градом опустились на русские траншеи. Корнилов отыскал фуражку и водрузил поверх противогаза, и только после этого позволил увести себя в укрытие. Адреналин в крови придавал бодрости, но страха генерал не ощущал, скорее, возбуждение, граничащее с любопытством. Хотя сердце стучало в ушах, словно лошадь, перешедшая в быстрый галоп.

Воздуха в противогазе сильно не хватало, мутные зашарпанные стёклышки запотевали и их постоянно хотелось протереть, но команды «отбой» пока не прозвучало, хотя визуально Корнилов так и не мог определить, кто и где обнаружил газ.