Короче говоря. Про риторику, влияние и харизму

Это было 1 августа 1999 года. Задание редакции: записать интервью с Русланом Аушевым. Срочно, прямо сейчас. Тема: укрупнение территорий и возможное объединение Чечни и Ингушетии. Аушев в Сочи. Отдыхает. Надо созвониться, договориться и ехать снимать. Все поняла. Собралась звонить, но прежде нужно было немного настроиться, поймать свой «дзен». Аушев ведь. Красавец-герой: усы, глаза, харизма, ордена, погоны, лампасы. Я знала о нем достаточно. Вдохнула. Выдохнула. Еще раз вдохнула. Все. Звоню. Уже звоню.

Гудок, еще один. Еще. Сердце колотится так, что его, наверное, слышно в трубке. И вдруг он берет трубку. Сам. Представляюсь коротко: Тамара Карташева, телекомпания НТВ. Объясняю задачу. Слушает. Внимательно. И вдруг вежливо и как-то до обидного безмятежно говорит: «Нет. Сегодня никак. Но завтра – да, завтра давайте запишем. Звоните утром. В десять».

Чувствую, что настаивать не могу. Завтра – это, конечно, хуже, чем сегодня, но все-таки лучше, чем никогда. Прощаемся. Звоню в редакцию, все объясняю. Да, обещал. Да, говорила с ним лично. Да, завтра запишем.

И вот снова утро. 10:00. Звоню. Листок бумаги, ручка – все под рукой (чтобы записать куда ехать). Отвечает. Называю себя. Напоминаю о разговоре. Спокойно. Чего волноваться? Вчера все решили. И вдруг слышу то, к чему оказываюсь не готова. Вот абсолютно! Никак! Совсем!

Первый президент Ингушетии, легенда, красавец, генерал, вдруг говорит, что сегодня, мол, тоже нет. Сегодня ему хочется в море, на катере (хотелось бы мне увидеть тех, кому этого не хочется в августе в Сочи). И что уже запущены моторы, и он, конечно, не против интервью, но, может, завтра?

Завтра?! Как завтра?! И как я это новое «завтра» сегодня объясню в редакции? Там второй день ждут. Все это несется в моей голове вместе с видеорядом, и одно с другим уже не монтируется: Герой Советского Союза, Афганистан, Белый дом, штурм, пули, и он… гордый, как атомный ледокол «Ленин», бесстрашный, будто бессмертный. Мой внутренний ор не стихает: ну зачем он так? Он же обещал! Он же дал слово!

И тут случилось то, что случилось. Меня разорвало. И я уже иду на генерала в лобовую, я поймала волну… Ну или обнажила шашку, пришпорила коня и несусь галопом…

– Руслан Султанович. Давайте еще раз, – стараюсь мягко, без нажима, но не уверена, что у меня это на самом деле получается. – Меня зовут Тамара, как царицу и как вашу маму. Я из старого греко-грузинского рода. И да, я корреспондент НТВ. Я вам звонила вчера, и вы мне дали слово. Слово мужчины, слово вайнаха, слово генерала. Слово героя Советского Союза. Вы смелый, как армия воинов, красивый, как рельефы кавказских гор на закате, умный, как все семь древнегреческих мудрецов. Вы, – «вы» выделяю и делаю паузу, – дали мне слово, – каждое слово я словно забиваю гвоздями. – Вы действительно сейчас сможете повторить то, что сказали минутой раньше? Вы и сегодня не дадите мне интервью?

Ни звука в ответ. Аушев молчит (а пауза – это самый сильный прием во время переговоров и, как правило, ее держат только те, кто «сверху», кто управляет этими переговорами). Я слышу только пламенное биение собственного сердца. Жду. Причем чего угодно, и все варианты так себе: от «что вы там себе позволяете…», «да кто вы такая, чтобы со мной так…» до «я сейчас позвоню вашему руководству…». Наши силы неравны. Я это понимаю. Он – глава субъекта Федерации, я – репортер. Но у меня есть оправдание: он разрушил образ. И пусть из-под обломков, но я отстреливаюсь. Не мог он дать слово женщине и не сдержать его. Он – не мог! Не должен был!

И вдруг – покашливание. Оказалось, что на том конце провода есть жизнь. И я слышу, как своим бархатным голосом первый президент Ингушетии говорит:

– Предлагаю… вместе пообедать… сегодня… ну, скажем, в три… А потом запишем интервью.

– Нет! – мгновенно нахожусь я. – Сначала – интервью. Потом – обед. – С тех пор я точно знаю, что иногда только неожиданной атакой можно выиграть бой.

В трубке хохот. В три часа мы с оператором выставились для интервью. Аушев шел к нам, и его харизма освещала все вокруг. Мы записали это интервью. Про две республики, про то, что возврат к прошлому невозможен. Про то, что чеченцы и ингуши – братские народы, но братья все же должны жить отдельно, каждый в своем доме, а не в общежитии…

Вернулись краски, запели птицы и загудели пароходы на сочинском рейде. Он все же герой Советского Союза! С лампасами! С усами! И с правильным запасом серотонина (это когда собственная значимость имеет значение).