Ланселот же оставил седло, и склонился к Динадану, и увидел, что рана его глубока и опасна и наконечник копья засел в ней.
– Друг Динадан, – вымолвил он, – неужто суждено мне глядеть, как умираешь ты, и не унять твою кровь?
Тут подал голос рыцарь, что выбит был из седла мушкелем сэра Кэя.
– О благородный сэр, есть средство помочь тому рыцарю, и я знаю его, но обещайте, что спасете и меня.
– Обещаю и клянусь, – проговорил сэр Ланселот.
Он усадил того рыцаря спиной к дереву, распустил на его доспехах завязки и снял с него шлем, ибо жестоко страдал он после удара Ланселота и дышалось ему тяжко.
– Сэр, – сказал раненый, – Господь да вознаградит вас за великодушие. Однако поспешайте, потому что мало осталось жизни и в товарище вашем, и во мне. Скачите же все время этим проселком, и он приведет вас к Гиблой часовне. Там найдете вы меч и окровавленное полотнище. И лоскут того полотнища и меч исцелят наши раны. Если же это не удастся вам, то, стало быть, и нет такого рыцаря, кто исполнил бы этот подвиг.
И Ланселот, как мог, облегчил страдания раненых и уехал.
Вот подъезжает он к Гиблой часовне, привязывает у калитки коня и входит в ограду. Входит Ланселот в ограду и видит, что увешаны стены часовни перевернутыми щитами, и многие из этих щитов ему знакомы.
– Видно, недаром зовут эту часовню Гиблой, – говорит себе Ланселот, – добрые рыцари сложили здесь головы. Однако не рыцарское это дело – пугаться врага. Уж коли решил я войти в эту часовню, значит, так тому и быть.
И только он сказал это, как появился перед ним ужасного вида рыцарь, и доспехи его были черны, как вода в самом глубоком колодце. Выхватил Ланселот меч и прикрылся щитом для боя, но оглушительно взревел черный рыцарь и совершил неслыханное: поднял он руку в железной перчатке и перевернутым крестным знамением осенил себя. Гулко ударили закованные в железо пальцы по панцирю и шлему, и содрогнулась земля от ужасного святотатства. Ланселот же, хоть и охватил его ужас, поднял свой светлый клинок и шагнул навстречу страшному врагу. Но едва сделал он шаг, как снова качнулась земля и часовня дрогнула, сам же Ланселот едва устоял на ногах. И понял тогда рыцарь, что небывалый перед ним враг, и опустил он свой добрый меч, и начертил на земле крест. А сделав это, начал молиться. Но едва черный рыцарь приблизился и наступил на крест, как рухнул он на землю со страшным криком, и только груда пустых доспехов осталась у дверей часовни. Ланселот же вошел внутрь.
Не было в часовне иного света, кроме одной тусклой лампады, и едва разглядел в глубине Ланселот мертвое тело, обернутое в шелковое полотнище. Нагнулся Ланселот и отрезал от полотнища окровавленный лоскут. Потом видит он, лежит подле мертвого рыцаря добрый меч. Взял он его и поспешил вон из часовни.
Мигом домчался Ланселот до того луга, на котором оставил раненых рыцарей. Спустился он на землю и поспешил к сэру Динадану. Динадан же едва дышал, и кровь уже почти не бежала из его раны, и руки были холоднее клинка, что лежит забытый на поле брани, и некому взять его. Тогда Ланселот коснулся его раны мечом из Гиблой часовни и отер ее кровавым лоскутом, что отрезал от полотнища, и разом вернулись силы к Динадану, а Ланселот направился ко второму рыцарю, и его страдания тоже исцелили меч и кровавый лоскут. Встал он с земли и поклялся Ланселоту в том, что оставит дурной обычай и накрепко станет держаться законов благородного рыцарства.
Как Белоручка оставил Камелот и какие приключения выпали ему
Великое торжество устроил король Артур в Камелоте, когда вернулся Ланселот, ибо не было второго такого рыцаря при его дворе. И королева Гвиневера усадила его рядом с собой и своими руками наполняла кубок рыцаря густым и темным вином. И королевская челядь праздновала этот день, даже состязания во дворе замка устроили те из них, кому хотелось похвалиться силою или попытать свою удачу. А король Артур радовался веселью и щедро одаривал победителей. Ланселот же приметил среди слуг Белоручку и весьма порадовался тому, как силен и ловок этот молодец. Ведь всякий раз, как принимались кидать бревна или камни, оказывался Белоручка победителем, а сэр Ланселот говорил с ним дружески и не скупился на подарки.
Однако досадно было глядеть на это сэру Кэю. Ведь, сколько ни насмешничал он над Белоручкой, всякий раз выходило, что Белоручка молодец хоть куда. И тогда подошел он к Ланселоту и спросил:
– Ну, каков мой кухонный мужик? Видно, впрок ему пошла кормежка в Камелоте?
Не понравилось сэру Ланселоту насмешничество Кэя, и он так ответил:
– Мне по сердцу этот молодец, что же до остального, то он еще покажет себя.
Но не хотел уняться сэр Кэй:
– Покажет себя? Ну, разве в няньки определим мы его. Ведь наш Белоручка благонравен, как девица. Учтив и кроток со всеми, и нет во всем Камелоте человека, с которым поссорился бы он. И право же, не стоит так щедро награждать его за то, что он силен и ловок. Жирная похлебка – вот что более всего ему по нраву.