Как верховный распорядитель этой награды, король желал показать, что он ценит ее не меньше других, более древних и более аристократических знаков отличия, поэтому назначил принца Уэльского гроссмейстером нового ордена. Этот дальновидный шаг все же не смог защитить орден Британской империи от пренебрежительного отношения, возникшего в первые годы после его учреждения. На первых порах им награждали слишком щедро и слишком массово; один из наградных списков занял в «Лондон газетт» целых шестьдесят страниц. К концу 1919 г. насчитывалось уже 22 тыс. кавалеров этого ордена всех степеней; полвека спустя их число увеличилось еще в четыре раза. Говорят, что Джордж Роуби некоторое время появлялся в мюзик-холле в форменных брюках. А в 1922 г., в ходе дебатов о наградах в палате лордов, герцог Девонширский прочитал в письме, написанном одним посредником, который занимался продажей наград, такие строки: «…Только не ордена Британской империи; никакой подобной чепухи, только первоклассные вещи».
Военные, как британцы, так и союзники, с пренебрежением относились к награде, связанной с нестроевой службой. Французы презрительно называли ее «l’Ordre Britannique Embusque».[102]
Одна из француженок, однако, приняла этот орден с благодарностью: то была императрица Евгения, проживавшая в Англии с момента поражения армии ее мужа под Седаном в 1870 г. Спустя почти полвека, в канун ее 93-летия, король направил двух старших сыновей вручить ей Большой крест Британской империи — в знак признания ее заслуг в организации и оплате расходов на содержание военного госпиталя союзников.Одновременно с орденом Британской империи король учредил и более элитарный орден кавалеров Почета. Предназначенный для лиц, имеющих заслуги общенационального значения, он, однако, не давал ни титула, ни какого-либо другого преимущества. Первыми этот орден получили едва ли не все руководители оборонной промышленности, сельского хозяйства, транспорта, здравоохранения и прессы; из них в памяти общества удержалось только имя Сматса. Лишь десятилетие спустя об ордене кавалеров Почета стали говорить как о чем-то соответствующем более скромному ордену «За заслуги».
Новая серия наград стала дополнительным бременем для и без того перегруженных работой секретарей Букингемского дворца и Уайтхолла. Наградная система давно уже отнимала значительную часть их рабочего времени, теперь же казалось, что она начинает жить собственной жизнью, почти не поддаваясь контролю со стороны министров. Архивы времен правления Ллойд Джорджа свидетельствуют, что важнейшие вопросы войны и мира постоянно отодвигались в сторону, если не вообще забывались, ради таких сиюминутных мелочей, как звезды и ленты, неясные прецеденты и препятствующие награждению обычаи.
Одной из таких проблем стала форма признания неисчислимых военных заслуг Ллойд Джорджа. Самым впечатляющим в этом отношении жестом стал лавровый венок, полученный им из рук короля после возвращения из Версаля; однако одного венка было явно недостаточно. Звание пэра и ссылка в палату лордов его явно не прельщали. Для выдачи денежного вознаграждения размером в 100 тыс. фунтов — вроде того, что получили Хейг и Битти, — требовалось принять соответствующий, достаточно спорный, закон, то же самое было необходимо сделать и для увеличения полагающейся отставному премьер-министру пенсии размером 2 тыс. фунтов в год. Некоторые предлагали, чтобы Ллойд Джордж стал первым рыцарем ордена Святого Давида; король, однако, уже давно отказался от предложения учредить уэльский рыцарский орден. Стамфордхэм предлагал наградить Ллойд Джорджа орденом Подвязки, но Бальфур вдруг засомневался. Премьер-министр оказался бы в неловком положении, если бы предложил наградить орденом самого себя; в любом случае, писал он, «если мы начнем давать орден Подвязки только за заслуги, невзирая на титул, то очень осложним задачу будущим премьер-министрам, если их самих понадобится представлять к награждению этим орденом».