«Я поражен готовностью прогрессивно настроенных англичан молча подчиняться монархии и признавать ее авторитет. Король неизбежно является главой и центром старой армейской системы, дипломатической традиции, иерархических привилегий — той фальшивой Англии, которая маскирует реальности английской жизни. Пока он остается, сохраняется и старая армейская система, сохраняется светское общество, сохраняется воинственная традиция. Все это связано вместе, все это неразделимо. Народ не может понять, что он собой реально представляет, пока на каждом шагу и при каждом кризисе его жизни национальный король, национальная форма, национальные флаги и символы ослепляют и затуманивают реальную действительность. Миллионами все эти шоу, разумеется, воспринимаются как подлинная реальность».
Убежденный радикал, он находил все это исключительно несправедливым и крайне огорчительным.
Апофеозу этого юбилейного лета никто не удивлялся больше, чем сам король. «Я и не представлял, что можно испытывать такие чувства», — говорил он. Но для тех, кто ему служил, это не стало сюрпризом. «В течение двадцати пяти лет, — писал сэр Джон Саймон, — король Георг выполнял свою задачу, находясь в тени великой бабушки и являясь прямым наследником чрезвычайно популярного отца. Четверть века страдая от этого сравнения, теперь он вдруг понял, что занимает в сердце своего народа столь же высокое положение, как когда-то королева Виктория и король Эдуард». У Макдональда также вызывала улыбку вновь обретенная популярность суверена. «Но, несмотря на это, — отмечал премьер-министр, — он сохранил королевские достоинство и выдержку».
«Их Величества хорошо прошли дистанцию, — в августе 1935 г. констатировал Уиграм из Балморала. — Для меня темп был слишком велик, и мне пришлось месяц назад приехать сюда на отдых». Теперь он уже стал лордом Уиграмом, по случаю дня рождения короля получив звание пэра. Но даже он не избежал тех осложнений, которые столь часто омрачали распределение королевских наград. Инициатива присвоить Уиграму титул баронета исходила, как и положено, от премьер-министра. Несмотря на то что это предложение было продиктовано самыми добрыми намерениями, король оказался в замешательстве. Никто из его придворных не заслуживал награды больше, чем Уиграм, однако, даровав титул ему одному, король проявил бы пренебрежение к другому из старших придворных — сэру Фредерику Понсонби. А Понсонби, несмотря на сорок лет преданной службы трем монархам, был слишком независим во взглядах и разговорах, что не производило на короля положительного впечатления. И тогда было решено, что ни Уиграм, ни Понсонби пэрами не станут. Когда премьер-министр сообщил ему о решении короля, Уиграм ответил:
«Ваша великодушная рекомендация явно смущает Его Величество, и, конечно, мне даже и в голову не приходит ставить в сложное положение Его Величество после всего, что он для меня сделал. В то же время, согласитесь, что это большая неудача: лишиться наследства из-за причуд коллеги».
Эта логика произвела впечатление на Макдональда, и премьер-министр настоял на своем — король уступил: и Уиграм, и Понсонби получили звание пэра; их имена красовались рядом в одном наградном списке. То, что король проявил великодушие в отношении своего старого и преданного слуги, оказалось весьма своевременным: новоиспеченный лорд Понсонби прожил после всего четыре месяца, а Уиграм наслаждался своим новым положением еще двадцать пять лет.