Встревоженный сообщениями сестры Блэк о том, что король стал задыхаться, Доусон напросился в Сандрингем, куда приехал 12 января из Кембриджа. «Нашел его в скверном самочувствии, — отмечал он, — совсем без сил — речь идет о его жизни, о чем я ему и сказал». Посчитав ненужным задерживаться там, Доусон уехал, готовый вернуться по первому требованию. 15 января, после ужасного дня, король рано лег в постель, а на следующее утро решил остаться в своей комнате. Последняя запись в дневнике, который король столь пунктуально вел с 1880 г., была сделана 17 января. После неразборчивых заметок относительно снега и ветра там следуют такие слова: «Этим вечером приехал Доусон. Я с ним виделся и чувствовал себя отвратительно».
В этот день принц Уэльский, вызванный из Виндзора, где он охотился с друзьями, обнаружил отца в спальне спящим в кресле перед камином. Прежде чем вновь погрузиться в сон, он как будто узнал сына. Понимая, что конец уже близок, Доусон не стал приглашать ту медицинскую бригаду, которая спасла короля во время предыдущей болезни, а вызвал только сэра Мориса Кэссиди, специалиста-кардиолога. В тот же вечер пятницы появился первый из шести медицинских бюллетеней, готовивших нацию к худшему: «Бронхиальный катар, от которого страдает Его Величество, не очень тяжелый. Однако появились признаки сердечной слабости, которая вызывает определенное беспокойство». В течение следующих двух дней король то терял, то вновь обретал сознание, его сердце работало с перебоями. В воскресенье принц Уэльский отправился в Лондон, чтобы проконсультироваться с премьер-министром относительно порядка престолонаследия. Вскоре после этого в Сандрингем прибыл архиепископ Кентерберийский. До того он позвонил Уиграму в надежде, что, «если беспокойство возросло, мне будет позволено приехать — этого, не говоря уж о долге личной дружбы, как представляется, ожидает от меня вся страна». Королева, когда ее спросили, дала на это согласие. Однако принца Уэльского, который на следующий день вернулся в Сандрингем, вмешательство Ланга сильно разгневало. Позднее он описывал, как тот незаметно входил и выходил из отцовской комнаты, — «безмолвный призрак в черных гетрах».
Понедельник, 20 января 1936 г., стал последним днем в жизни короля. Тем утром архиепископ произнес над ним несколько простых молитв, возложил руки на голову суверена и отпустил ему грехи. Затем, в момент просветления, король послал за своим личным секретарем. Уиграм обнаружил его с газетой «Таймс», раскрытой на странице, посвященной имперским и иностранным делам. Очевидно, какой-то абзац на этой странице, решил Уиграм, и вызвал знаменитый вопрос короля: «Как там империя?» Король героически попытался обсуждать деловые вопросы, но тщетно. «Чувствую себя очень усталым», — сказал он.
И все же королю Георгу V не суждено было тихо умереть. Поскольку он больше не мог исполнять конституционные обязанности, прошедшее на Даунинг-стрит совещание министров санкционировало создание Государственного совета, который должен был действовать от его имени. Для этого, однако, требовалось, чтобы король собственноручно подписал соответствующее распоряжение в присутствии членов Тайного совета. Во время прежней болезни, в 1928 г., король был достаточно бодр, чтобы уверенно поставить свою подпись. Теперь же он лишь временами приходил в сознание, и у него не действовала правая рука. Доусон боялся, что подобное усилие окажется для него чрезмерным: «Я был несколько удивлен решением кабинета министров… о незамедлительном проведении Тайного совета. В этом не было неотложной необходимости… но они, кажется, боялись (мне кажется, неоправданно) возникновения чрезвычайной ситуации и не хотели сидеть сложа руки».
Утром 20 января в Сандрингем на поезде прибыли три члена Тайного совета. Это были Макдональд, лорд — председатель Совета, Хейлшем, лорд-канцлер, и Саймон, министр внутренних дел. Их сопровождал секретарь Совета Ханки. Еще трое тайных советников были уже в доме: Доусон, Уиграм и Ланг. Незадолго до 12 ч. 15 мин. все они собрались в гостиной, примыкающей к спальне короля; больше там не было никого, кроме Шарлотты — ручного попугая. Доусон сразу прошел в спальню, и было слышно, как он объясняет королю цель собрания. Затем туда вошли остальные тайные советники, скромно столпившись в дверях. Короля подняли и усадили в кресло; на нем был халат, разрисованный яркими цветами. Перед королем стоял переносной столик, на котором лежал тот самый документ, что он должен был подписать. Посетителей он встретил, как отметил Ханки, «радостной улыбкой».