Король Крыс

Как и предвидел Прокурор, коньковские пошли с сабуровскими на мировую, в отличие от очаковского Силантия, который по–прежнему продолжал бессмысленную войну.

Нет, Виста не стоит — человек‑то он новый, может не понять. Потом как‑нибудь с ним перебазарим, отдельно. Ну, с Богом, — вздохнул Кактус и принялся названивать компаньонам.

Максим Нечаев, как уже говорилось, отличался редкой проницательностью, его вообще трудно было обмануть. Как бы ни улыбался ему собеседник, как бы ни заискивал, ни лебезил, ни льстил — Лютый всегда видел его насквозь. От Нечаева не могла ускользнуть даже малейшая фальшь в интонациях, в жестах и, особенно, в мимике. Но Максим никогда не высказывал своих соображений в открытую, хотя мнение о каждом, с кем доводилось встречаться, имел свое собственное. И мнение это, как он неоднократно убеждался, целиком соответствовало действительности.

В последнее время Лютый заметил: Фалалеев здорово изменился к нему. Нет, внешне все было прекрасно: при виде старшого на лице Кактуса играла подобострастная улыбка, но улыбка эта напоминала хищный оскал. Более того, теперь в интонациях порученца проскальзывали слишком уж льстивые и заискивающие нотки, движения сделались чересчур вкрадчивыми, позвоночник — по–лакейски выгнутым, и все это не могло не настораживать.

Поразмыслив о причинах, Максим пришел к единственно правильному выводу: Кактус метит в лидеры, но, оставаясь в тени его, Лютого, вынужден довольствоваться относительно второстепенной ролью. Несомненно одно: этот человек — хитрый, коварный, лукавый и изворотливый. Он использует малейший шанс, чтобы, свалив лидера и создателя сабуровских, самому стать во главе группировки.

А такой шанс у Кактуса уже был.

Нечаев сам понимал, что слова о СОБРе, который он якобы купил для охраны и который сорвал недавнее покушение, прозвучали не слишком убедительно. По всем уголовным законам Фалалеев и Артемьев имели полное право потребовать более детальных объяснений, но Кактус, ограничившись лишь несмелой просьбой познакомиться с милиционера- ми–спасителями, подозрительно быстро отстал с вопросами.

Это было не похоже на Фалалеева — не таким уж он был доверчивым.

Так что опасения Лютого имели под собой основания: Кактус не успокоился, Кактус наверняка начал самостоятельное расследование, Кактус плетет нити интриг, Кактус попытается использовать ту историю с собровцами в своих интересах. Скорее всего, он уже нанял кого‑нибудь для поиска информации, способной серьезно скомпрометировать лидера в глазах сабуровской братвы.

А уж если человек, которого порученец подыскал для сбора информации, раскопал кое- какие факты биографии Нечаева — служба во Втором главном управлении КГБ, работа в так называемом «тринадцатом отделе», — провала никак не избежать. Фалалеев поспешит обвинить лидера в ссученности, и Максиму крыть будет нечем. Тут не помогут ни старые заслуги, ни былой авторитет.

Тогда Лютого тихо и незаметно уберут, а потом «король крыс», с таким трудом созданный, полностью выйдет из‑под контроля.

Надо было что‑то делать, и делать немедленно.

О том, чтобы поделиться своими сомнениями с Прокурором, и речи быть не могло: полная автономность Нечаева была одним из главных условий внедрения. Да и что толку от руководителя КР?! Одно дело — помочь отбиться от наседавших бандитов, а другое — разрешить трения внутри группировки.

Максим долго и мучительно размышлял над сложившейся ситуацией, но ни к чему путному так и не пришел.

А время не шло — оно летело; и время это явно работало не на Лютого.

Как ни странно, но подозрения Кактуса встретили у большинства сабуровских авторитетов скрытое понимание и сочувствие. Впрочем, тому были свои причины: братва, стремившаяся к вольнице, явно тяготилась железной дисциплиной, которую насаждал Лютый. Наркотики — даже относительно безобидные «травка» и экстази — были строжайше запрещены; спиртное и то не приветствовалось в сабуровской группировке. За малейшие нарушения дисциплины была введена жесткая система штрафов и наказаний — никакие оправдания не принимались.

«Причин может быть только две, — говаривал обычно Максим Нечаев, — паралич или смерть».

Более того, в глазах среднего звена сабуровских авторитетов Максим выглядел слишком уж интеллигентным и умным — и настолько, что все эти соловьи, сытые, кудрявые да про- хоры, имевшие за плечами три года ПТУ и пять подвальной «качалки», подсознательно ощущали в обществе Лютого собственную ущербность. И естественно, многие, очень многие хотели бы видеть новым лидером сабуровских Васю Фалалеева.

В той беседе Кактус был вкрадчив и обтекаем и в разговоре акцентировал внимание собравшихся на неудачном покушении. Мол, что это за люди, которые отбили наезд, — непонятно. Я‑де спрашивал у Лютого — тот говорит, что СОБР, но знакомить со спасителями почему‑то не хочет. Получается, ему есть что скрывать от нас, пацанов. Вон и коньковский Вист, с которым мы тогда воевали, тоже ничего не знает.