Король крыс

Но понемногу женское начало стало брать верх над ним уже вне сцены, только мы не замечали этого. К этому времени Шон отрастил длинные волосы — парики, которые у нас были, ни к черту не годились. Потом Шон стал носить женские платья постоянно. Однажды ночью кто-то попытался изнасиловать его.

— После этого Шон почти сошел с ума. Он пытался уничтожить женщину внутри себя, но не мог. Потом пошел на самоубийство. Это, конечно, замяли. Но это не помогло Шону, только ухудшило его состояние. Он проклинал нас за то, что мы спасли его.

— Несколько месяцев спустя была еще одна попытка изнасилования. После нее Шон похоронил свою мужскую сущность окончательно. «Больше я не сопротивляюсь, — сказал он. — Вы хотели, чтобы я был женщиной, теперь они верят, что так оно и есть. Хорошо. Я буду ей. Я чувствую себя женщиной, поэтому нет необходимости больше притворяться. Я женщина, и я хочу, чтобы со мной обращались подобающим образом».

— Френк и я пытались переубедить его, но это было совершенно бесполезно. Поэтому мы сошлись на том, что это временно и что потом с ним будет все в порядке. Шон великолепно поддерживал моральный дух, и мы знали, что никогда не найдем другого, который хотя бы на одну десятую был бы так же хорош в исполнении женских ролей, как Шон. Поэтому мы не обратили на это внимание и он продолжал играть.

Бедный Шон. Он такой замечательный человек. Если бы не он, я и Френк давно бы испустили дух.

Раздался грохот аплодисментов, когда Шон снова появился с другого конца сцены.

— Вы даже не представляете, что с вами творят аплодисменты, — сказал Родрик, обращаясь отчасти к самому себе, — аплодисменты и обожание. Пока вы не испытаете их на себе. Там, на сцене. Невозможно передать. Это фантастически возбуждает, пугает, приводит в ужас — прекрасный наркотик. И это всегда обрушивалось на Шона. Всегда. Это и похоть — ваша, моя, общая.

Родрик вытер пот на лице и на руках.

— Мы виноваты в этом, да простит нас Бог.

Подоспел его черед, и он вышел на сцену.

— Хотите вернуться на наши места? — спросил Кинга Питер Марлоу.

— Нет. Давайте посмотрим отсюда. Я никогда раньше не был за кулисами. Это то место, где мне всегда хотелось побывать.

«А вдруг Чен Сен выкладывает сейчас свои секреты?» — спрашивал Кинг себя.

Однако он понимал, что волноваться не имеет смысла. Они взяли на себя определенные обязательства, и он был готов их выполнить, как бы ни развивались события. Он посмотрел на сцену. Он видел Родрика, Френка и Шона. Он неотрывно смотрел на Шона, следил за каждым его движением, за каждым его жестом.

Все следили за Шоном. Опьяненные.

За Шоном и Френком, их взгляды слились в одно целое, и страстное увлечение происходящим на сцене захватило и актеров и зрителей, обнажая их души.

Когда после последнего акта занавес опустился, наступила полная тишина. Зрители были околдованы.

— Бог мой, — сказал Родрик благоговейно. — Это величайшая похвала, которая может быть нам оказана. И вы заслужили ее, вы двое, вы играли вдохновенно. Действительно вдохновенно.

Занавес начал подниматься, и тогда благоговейная тишина раскололась, раздались аплодисменты, десять раз вызывали актеров, и были еще аплодисменты, а потом Шон стоял на сцене один и упивался живительным поклонением.

Во время непрекращающейся овации Родрик и Френк наконец вышли на сцену вместе с ним, чтобы разделить триумф, два создателя и их творение, прекрасная девушка, которая была их гордостью, их Немезидой.

Зрители тихо выходили из зала. Каждый грустно размышлял о своем доме, о ней. Что она делает в этот момент?

Ларкин был задет за живое. Почему, Бога ради, девушку назвали Бетти? Почему? А моя Бетти, кто ее сейчас обнимает?

И Мак. Он был охвачен страхом за Мем. Затонул ли ее корабль? Жива ли она? Жив ли мой сын? И Мем — стала бы она… с кем она сейчас… с кем? Все было так давно. Бог мой, сколько времени прошло!

И Питер Марлоу. Что с Нья, с несравненной Нья? Моя любимая, моя любимая.

И все они думали одинаково.

Даже Кинг. Ему было интересно, с кем она сейчас, прелестное видение, которая встретилась ему, когда он подростком бродяжничал, девушка, которая подносила надушенный платок к носу и говорила, что белая шваль воняет хуже негров.

Кинг иронически улыбнулся. Это была чертовски симпатичная девка, вспомнил он и переключился на более важные вещи.

Огни в театре погасли. Он опустел, не считая двоих в отгороженной от мира артистической уборной.

Книга четвертая

Глава 19

Нетерпение Кинга и Питера Марлоу росло. Шагата сильно запаздывал.

— Какая вонючая ночь, — раздраженно сказал Кинг. — Я потею, как свинья.

Они сидели в уголке Кинга, и Питер Марлоу следил, как тот раскладывает пасьянс. В душном воздухе, опустившемся на лагерь с безлунного неба, чувствовалось напряжение. Даже постоянное поскребывание под хижиной затихло.

— Если он собирается сегодня прийти, хотелось, чтобы это было не очень поздно, — сказал Питер Марлоу.