— Ничего странного, — объяснил Браф. — Я специализировался по искусству при Конгрессе США, в основном по журналистике и драматургии. Когда все это кончится, я собираюсь стать писателем.
Мак наклонился и вгляделся в кастрюлю.
— Завидую вам, приятель. Писатель — почти самая важная профессия в мире. Если писатель хороший.
— Ерунда, Мак, — сказал Питер Марлоу. — Существует миллион более важных занятий.
— Ваши слова говорят о том, как мало вы знаете.
— Бизнес гораздо важнее, — вставил Кинг. — Без бизнеса жизнь бы остановилась, а без денег и стабильной экономики никто бы не стал покупать книги.
— К черту бизнес и экономику, — заявил Браф. — Это обычные материальные вещи. Все обстоит так, как говорит Мак.
— Мак, — обратился к нему Питер Марлоу. — Почему вы считаете профессию писателя такой важной?
— Ну, паренек, во-первых, это то, чем я всегда хотел заняться и не мог. Много раз пробовал, но ничего не мог дописать до конца. Это самая трудная задача — дописать до конца. Но самое главное состоит в том, что писатели — это единственные люди, которые могут что-то изменить на этой планете. Бизнесмен ничего не может…
— Это чепуха, — воскликнул Кинг. — А как же Рокфеллер? И Морган? И Форд, и Дюпон? И другие? Благодаря их филантропии финансируется черт знает сколько научных исследований, и библиотеки, и больницы, и искусство. Да без их денег…
— Но они сделали свои деньги за счет кого-то другого, — сухо сказал Браф. — Они могли бы легко отдать часть своих миллиардов людям, которые заработали их для них. Эти кровопийцы…
— Я полагаю, вы демократ? — возбужденно спросил Кинг.
— Можете не сомневаться, это так. Посмотрите на Рузвельта. Посмотрите, что он делает для страны. Он вытащил страну, мы ему всем обязаны, а эти чертовы республиканцы…
— Чепуха, и вы понимаете это. Это не имеет никакого отношения к республиканцам. Экономический цикл развития…
— Все эти экономические циклы — бессмысленное вранье. Республиканцы…
— Эй вы, парни, — робко сказал Ларкин. — Никаких разговоров о политике, пока мы не поедим. Что вы на это скажете?
— Ну ладно, — угрюмо согласился Браф, — но этот малый чересчур благодушен.
— Мак, почему это так важно? Я все же не понимаю.
— Писатель может на листе бумаги изложить мысль… или точку зрения. Если писатель хороший, он может оказать влияние на людей, даже если книга написана на туалетной бумаге. И он — единственный в нашей современной экономике, кто может сделать это, кто может изменить мир. Бизнесмен не может ничего без больших денег. Политик бессилен без положения или власти. Плантатор наверняка не может. И бухгалтер не может, верно, Ларкин?
— Конечно.
— Но вы говорите о пропаганде, — сказал Браф. — Я не хочу писать пропагандистские книги.
— Вы когда-нибудь писали для кино, Дон? — спросил Кинг.
— Я никогда ничего никому не продал. Какой же я писатель, если ничего пока не продал. Но кино — это чертовски важно. Вы знаете, Ленин говорил, что кино наиболее важное из пропагандистских средств, когда-либо изобретенных?
Он заметил, что Кинг готов броситься в атаку.
— А я не коммунист, сукин вы сын, я просто демократ.
Он повернулся к Маку.
— Господи, вот так всегда, — если вы читали Ленина, Сталина или Троцкого, вас называют коммунистом.
— Ну, вам следует признать. Дон, — сказал Кинг, — что среди демократов полно розовых.
— С каких это пор доброе отношение к русским означает, что парень является коммунистом? Они наши союзники, вы же это знаете!
— Мне жаль, что так сложилось, с исторической точки зрения, — заметил Мак.
— Почему?
— Потом у нас будет масса проблем. Особенно на востоке. Эти ребята даже перед войной доставляли кучу неприятностей.
— Телевидение скоро завоюет весь мир, — сказал Питер Марлоу, наблюдая, как над поверхностью похлебки колышется тонкая струйка пара. — Вы знаете, я смотрел демонстрации телевидения из Алекзандра-Палас в Лондоне. Бэйярд раз в неделю делает программу.
— Я слышал о телевидении, — сказал Браф. — Никогда не видел.
Кинг кивнул.
— Я тоже не видел, но на нем можно заработать чертову кучу денег.
— Только не в Штатах, это уж наверняка, — проворчал Браф. — Подумайте о расстояниях! Черт, оно, может быть, сгодится для маленьких стран, таких, как Англия, но не для настоящей страны, как Штаты.
— На что вы намекаете? — холодно спросил Питер Марлоу.
— Я имею в виду, что, если бы не мы, война продолжалась бы бесконечно. Ведь наши деньги, наше оружие и наша мощь…
— Послушайте, старина, мы сами хорошо справлялись, давая вам, кретинам, возможность оторвать задницу от стула. Это ваша война в той же степени, как и наша. — Питер Марлоу свирепо посмотрел на Брафа, который ответил таким же свирепым взглядом.
— Чушь! Почему, черт побери, ваши европейцы не могут убивать друг друга так, как они это делали столетиями, и оставить нас в покое. Я не понимаю. Нам приходилось выручать вас из беды и раньше…
И, забыв о времени, они спорили и ругались, и никто никого не слушал, и у каждого было свое твердое мнение, и каждое мнение было правильным.