Король (ЛП)

Кингсли стоял в одиночестве перед шкафом, сосредоточившись на одежде. Но сообщение от Фиби Диксон нельзя игнорировать. Он сжал переносицу, пытаясь придумать достаточно хорошее оправдание, чтобы избежать встречи с ней. Она хотела его только для одного, а он выполнял предписание врача и священника не заниматься этим две недели. Не то, чтобы он собирался рассказать об этом Фиби или кому-либо другому. Рассказать правду не вариант. Отказать ей не вариант. И разозлить ее не вариант.

Но если бы его не было в городе...

Кингсли вышел из спальни и нашел Сэм в кабинете.

- Три пункта, - сказал он. - Первый - позвони Фиби. Скажи, что меня нет в городе.

- Есть.

- Второй. В моем столе есть номер телефона человека по имени Барбер...

- Собираешься подстричься? Пожалуйста, скажи нет. Мне нравятся длинные волосы.

- Он не парикмахер. Это его прозвище. Он из мафии. Он просматривает файлы, - ответил Кингсли, изображая пальцами гребень.

- Если он прочёсывает файлы, тогда почему его не назвали Гребнем?

- Ты сталкивалась с кем-нибудь из мафии? Они известны не за интеллектуальные способности.

- Ладно. Позвоню Барберу. О чем мне его спросить?

- Попроси покопаться в финансах Фуллеров, церковных и личных.

- Это могу. Что-нибудь еще?

- Третий пункт. Мне нужно, чтобы ты забронировала мне билет на самолет.

- Куда собираешься?

Я не учитель. А Магдалена - да. Через две недели она научит тебя переворачивать четвертаки концом кнута.

- В Рим.

Глава 18

Июнь

Сегодня Кингсли почувствовал то, что он классифицировал бы как «новый» вид боли.

И учитывая количество и разнообразность видов боли, которые он испытал за свою жизнь, это кое о чем говорило.

Он лежал обнаженным на боку, укрытый теплым белым одеялом. На заднем фоне играла успокаивающая музыка. Массажистка по имени Анита разговаривала с ним, разминая шрам на груди. Она работала против кожных волокон, объясняя это тем, что так разрушает стянутость, раскрывает ткани, заставляет кровь поступать в инертные клетки. Даже в госпитале он не испытывал такой сильной боли. Непролитые слезы обжигали глаза, а пальцы мертвой хваткой впились в подушку.

- Тебе стоит стать садистом, - сказал Кингсли сквозь сжатые зубы. – Кажется, получить пулю будет менее болезненно.

Анита остановилась и вытерла пот с его лба. Ее прикосновение было успокаивающим и материнским, из-за чего он почувствовал себя немного виноватым за впечатляющую эрекцию под одеялом.

- Ты почувствуешь себя другим человеком, как только я закончу, обещаю. Хочешь прерваться на один день?

Кингсли замотал головой.

- Нет, - ответил он, задыхаясь. - Ты сказала, что заставишь меня почувствовать себя другим человеком. Так что заставь меня чувствовать себя другим человеком.

- Тебе кто-нибудь говорил, что у тебя очень высокий болевой порог? - спросила Анита.

- Да. Священник, с которым я встречался, - ответил он. Анита посмотрела на него именно так, как он и ожидал.

Анита вернулась к работе, и Кингсли мысленно уволил Сэм десятью разными способами за то, что втянула его в это. Но вчера он вернулся из Рима с затекшей спиной и такой тяжестью в груди, что не мог дышать. Сэм позвонила Аните, чудесной массажистке, и назначила срочный визит.

Даже грубый секс с Сореном не причинял такой боли. Сейчас он мог кончить в любую секунду.

- Дыши, - приказала Анита, и Кингсли повиновался. Он дышал, она массировала, и каждый нерв в его теле кричал.

Боль поглощала его. Боль омывала его, боль накрывала его, он пил ее, дышал ею. Боль от игры со свечным воском была тем видом постоянной устойчивой агонии. Когда в последний раз он ощущал воск? С Сореном, конечно же. Они нашли в школьной кладовой кованые подсвечники и принесли их в хижину для дополнительного освещения для своих игр и чтения. Одной прохладной тихой ночью Сорен приказал Кингсли лечь на живот на раскладушку, привязал его запястья и лодыжки к столбикам кровати. Несколько часов Сорен сидел на его бедрах и капал на него воском, обжигая его капля за каплей. Неважно, как сильно задыхался Кингсли, как стонал, как рычал и вздрагивал, Сорен не останавливался. Пока Сорен покрывал его тело воском, он задавал Кингсли вопросы.

Что ты хочешь делать со своей жизнью?

Куда ты хочешь пойти?

О чем ты мечтаешь?

Что ты любишь?

Что ты ненавидишь?

И он со всей честностью отвечал на вопросы.

Я хочу провести свою жизнь с тобой.

Я хочу идти туда, куда идешь ты.

Я мечтаю о тебе.

Я люблю секс.

Я люблю боль.

Я люблю тебя.

Ненавижу ночи, проведенные без тебя.