Король на краю света

Еще один мерзкий припадок, и этот турок все видел. Морсби по глупости попытался сесть на мягкую скамью в приемной, куда его перенесли, подальше от королевы, но двигался слишком быстро. Турок схватил его поперек груди и удержал. Пажи маячили в углах комнаты.

— Это не первый раз, когда вы переживаете такой кризис, милорд?

Турецкий волшебник даже это знал? Морсби взмахом руки велел пажам убираться прочь.

— Все ли были свидетелями случившегося?

Махмуд Эззедин замолчал, сбитый с толку вопросом.

— А раньше никто не видел?

— Никогда.

— Неужели это в первый раз? Я не склонен думать, что такое возможно.

Вопросы турка, его осведомленность, его тон: он все знал?

— Я чувствую, когда вот-вот начнется. Ощущаю, как горит запал. Я всегда один и ухожу, прежде чем кто-нибудь меня увидит.

— С какой целью? — спросил Эззедин. — Вам ничего не грозит, если вы не один. Я не думаю, что ваша разновидность конвульсий смертельна. Полагаю, вы страдаете этим с детских лет.

— Как вы можете все это знать?

Эззедин слегка застенчиво пожал плечами, как будто это знание не было тщательно хранимым секретом Морсби, тайной, за которую платили и убивали на протяжении многих лет беспокойства и осторожности.

— С тех пор, как я был юношей. Но в последние месяцы приступы участились. И время между предвестием и припадком сократилось. Сегодня я, похоже, не успел даже покинуть ее величество.

Эззедин в замешательстве изучал лицо мужчины.

— В чем дело? Почему вы на меня так смотрите?

— Я приношу свои извинения. Пожалуйста, простите мое невежество. Но какое имеет значение, если весь мир узнает о ваших страданиях? Они никоим образом не влияют на ваши таланты или вашу мудрость в совете.

В ответ последовала лишь тишина. Барон наконец собрался с силами, чтобы встать. Он в нескрываемом изумлении уставился на магометанского врача, и внутри его головы постепенно угасали шумы, прекращалось движение.

— Вы уже видели несчастных, подобных мне? У себя на родине?

— Конечно.

— Это у вас не считается чем-то страшным?

— С какой стати?

— Но турки — дикари.

Морсби все еще считал их таковыми, даже когда новый врач королевы начал лечить его от недугов. Зависимость барона от него стала настолько очевидной, что доктора вызвали к королеве.

— Доктор Тэтчер. Милорд Морсби в течение стольких лет был одним из мудрейших советников моего королевства. — Королева изучила черты лица своего врача-христианина, недавно избавившегося от бороды. — Его преданность нам во всех вопросах является образцовой. Страдания, однако, обременяют как его дух, так и наш собственный, и любовь к нему вынуждает принять во внимание то, в каком жалком состоянии он ныне пребывает. Мы тронуты вашей нежной заботой о нем, которую мы созерцали и которая, в свой черед, привела вас под нашу опеку.

— Ваше величество, милорду ничто не угрожает. Его болезнь — это аномалия жидкостей, она создает некоторые неудобства для него, и только.

— Вы сняли бремя с нашей души, но мы все равно боимся за него. Ответьте честно, сэр: разве ему не пошло бы на пользу, если бы он находился вдали от шума и беспокойства Уайтхолла и Лондона, дышал воздухом, который не вреден? Он очень отважен и будет сопротивляться нам в исполнении этого желания. И поэтому мы освобождаем его от здешних обязанностей и позволяем ему наслаждаться жизнью…

Королева продолжила говорить: она великодушно избавила припадочного барона от бремени заботы о ней, отвергла его смелые попытки быть полезным, несмотря на опасную болезнь. То, что барон не присутствовал на этом обсуждении, немного смутило Тэтчера, пока он не опознал церемонию — в точности то же самое совершили с ним несколько месяцев назад, хотя он не был достаточно сведущим, чтобы расслышать в ее словах сопутствующую потерю земли, богатства, патентов и привилегий, которую взгромоздили на его пациента под видом медицинской помощи, и он не знал, какие преступления совершил барон — связаны ли они с верой, со словом изреченным или просто с шуткой.

— И поскольку вы были так мудры, ухаживая за ним все эти месяцы, доктор Тэтчер, и мы хотим показать нашу любовь к нему и благодарность, мы даруем ему еще одно благословение от нас — так что, если ему понадобится ваша мудрость…

Так случилось, что Мэтью Тэтчер, которому никогда по-настоящему не доверяли при дворе Елизаветы, несмотря на защитный стратегический шаг, коим стало обращение в христианскую веру, во второй раз за четыре месяца превратился из человека в подарок. В первом случае его попросили отказаться от своего имени и религии, своей семьи и дома, а во втором — лишь от надежды на то, что каким-то образом, оставаясь в непосредственной близости от королевы и покорно сменив веру сообразно чужим ожиданиям, он может когда-нибудь, скоро, вернуться в Константинополь, прощенный, избежавший опасности и даже удостоенный почестей за свою безропотную службу султану (про обращение в христианство, конечно, он никогда никому не расскажет).