Король рейтингов

Раздавшийся вой звонка был по силе воздействия не хуже заклинания телепортации. На каталке роженицу домчали в операционную. Обработав руки, я нырнула в стерильный халат и фартук, подставленные медсестрой. Лешка уже открыл чемодан и звенел ампулами, наркотизатор следила за сердцебиением и критически низким давлением.

– А эти что здесь делают? – сухо бросила я, завидев троицу в синих пижамах. Шуршание и перешёптывания интернов отвлекали.

– Учатся. Что же еще они могут? – откликнулся анестезиолог.

– Пусть учатся молча. Без единого звука. Желательно, чтобы еще и не дышали.

– С такими требованиями, госпожа Убий, для вас идеальный интерн – это труп, – усмехнулся Лешка. Вернее, усмехнулись его глаза: все остальное было скрыто под маской.

Впрочем, я была не лучше. Наверняка напоминала ниндзя, у которого из открытых участков тела – лишь два сантиметра между «намордником» и шапочкой.

– Знаешь, у меня как бы сама фамилия располагает к такому.

Я выдохнула. Отбросила тревогу, которой вроде как не должно быть, сосредоточилась. Разом исчезли посторонние звуки, запахи. Была лишь я, роженица и двойня, которых нужно спасти.

Скальпель разрезал переднюю брюшную стенку по надлобковой складке.

Осторожно разделила мышцы живота, обнажила правое ребро матки и переходную складку брюшины. Время застыло клейкой смолой, секунды растянулись, воздух стал густым. Мне казалось, если я захочу провести по нему рукой – она увязнет. ИВЛ работала как в замедленной съемке, монитор наркозного аппарата, казалось, замер.

Рука хирурга должна быть как рука снайпера: сильной, точной, быстрой. Цена сомнения, слабости – жизнь. Жизни.

Первый плод. Мальчик. Едва я извлекла его, как операционную огласил крик. Негромкий. Но этого было достаточно, чтобы время, словно взбесившаяся скаковая лошадь, закусило удила и помчало вперед.

Неонатолог подхватила ребенка, унося его на обработку. Я достала второго. Точнее, вторую. Девочка. Вялая. Она пискнула и замолчала, обмякнув… Куда? Нет, маленькая, борись, ты справишься! Давай же… Ну?!

И она справилась. Не без помощи, но задышала. А потом и заверещала. Требовательно и громко.

А роженица, наоборот, не иначе как решила, что с нее хватит. Едва отделилась плацента, как давление женщины подскочило до ста сорока, открылось кровотечение. Словно на полную мощность провернули кран, из которого до этого едва сочилась струя толщиной в спичку.

Начался новый бой. Уже не за жизнь детей. За жизнь их матери.

Пришлось перелить чуть ли не десять литров крови, прежде чем состояние удалось стабилизировать.

Из операционной я вышла, мечтая об одном: упасть в кресло и умереть.

Хотя бы на полчаса…

– Дана Владимировна, – подскочила медсестра. – Там из блатного вас платница требует. Других не подпускает к себе, а у нее воды отошли зеленые…

Что я там только что мечтала сделать – присесть и умереть? Нет, сейчас я мечтала о том же. Но сначала – придушить корову, которая заинька. Видишь ли, она не доверяла осмотреть свое драгоценное влагалище никому другому, кроме меня. Будто у нее разрез не вдоль, а поперек.

Едва я вошла в предродовую, как Ксюшенька на меня накинулась:

– Где ты шляешься?.. Мне тут что, сдохнуть?!

Ее муж в более цензурных выражениях метал громы и молнии. Я же про себя выругалась: ну удружили Серафима Петровна и Даниил Сергеевич с этой Ксюшенькой Львовной. Заинькой, блин, Леопардовной. Между тем осматриваемая со всех сторон заинька блажила во всю глотку:

– Я договаривалась с Березовским! И если уж этот старый… не может, то ты… должна за мои деньги надо мной дышать! А-а-а-а!!!

Она зашлась криком, супруг позеленел и притих.

– Да ты… знаешь, что я с тобой сделаю?! – отголосив схватку, продолжила заинька.

– Заткнись! – очень вежливо прошипела я. – Ребенка воздуха лишаешь!

Она от удивления замолчала, но ненадолго. Зато супруг не издавал больше ни звука. Таращился полными ужаса глазами на процесс появления нового человека на свет и судорожно сглатывал. Потеря сознания у него случилась как раз в тот момент, когда из отверстия размером «с лимон» показалась головка «дыни». Этого треснутая психика супруга заи уже не перенесла. Он побелел и стек на пол, только голова о кафель стукнула. А поскольку на платные роды такие полезные существа, как интерны, не допускаются, то и возиться с ним было некому. Лешка обернулся на секунду, взглянув на неподвижное тело, хмыкнул:

– Крови нет, череп цел.

И все продолжили принимать роды у заиньки, которая даже на рахмановке умудрялась изъясняться исключительно матом с редкими вкраплениями нормальных слов. А через несколько минут, вытянув из меня еще пару километров нервов и выпив еще одно ведро крови, преотлично родила здорового ребенка.

– Три семьсот, десятка по Апгару.

Правда, ее супруг о показателях наследника не узнал. Немудрено. В обмороке-то слегка не до цифр.

Я зашивала небольшой разрез шейки, когда услышала шипение:

– Ты… криворукая, не можешь осторожнее?

И тут я не выдержала. Ответила ей тем же языком, которым разговаривала и она. От души ответила.