Король-сердцеед

Королева увидела, что раздумывать ей не о чем: у нее не было выбора.

— Ну что же, — сказала она, — раз интересы государства требуют этого, то я согласна!

— В таком случае остается только назначить день. Сегодня у нас четырнадцатое августа- Что вы скажете, если мы назначим этот великий день на двадцать четвертое, день святого Варфоломея?

— Мне все равно, — нерешительно ответила королева.

Герцог принес и поставил перед королевой небольшой столик, на котором были заготовлены письменные принадлежности и пергамент, и произнес:

— В таком случае, ваше величество, соблаговолите написать под мою диктовку нижеследующее: «Герцог Гиз действовал в ночь двадцать четвертого августа по моему приказанию».

— Но позвольте, герцог, — сказала Екатерина, — ведь вы можете зайти слишком далеко и потом сослаться на мое приказание!

— Ну что же, если вы боитесь этого, вам остается только последовать за мной в Лотарингию и бросить Рене на потеху палачу, — сказал герцог.

Екатерина взяла перо.

— Что же делать, — сказала она, — приходится покоряться! Она написала требуемое, подписала и вручила пергамент герцогу Гизу.

XI

В то время как Екатерина Медичи с герцогом Гизом решала участь гугенотов, герцог Крильон после разговора с Кабошем возвращался в Лувр в весьма задумчивом настроении духа.

Его задумчивость объяснялась двумя обстоятельствами. Вопервых, Кабош отказался верить, что Рене действительно будет казнен, и выразил твердую уверенность, что королева Екатерина выкинет какой-нибудь фокус для спасения своего фаворита. Вовторых, на обратном пути он наткнулся на растрепанную Фаринетту, которая с воплями рассказала ему, что три неизвестных ей дворянина, сопровождавшие замаскированную даму и назвавшиеся друзьями Рене, отбили у нее Паолу.

Крильон сразу подумал, что этой дамой не мог быть никто, кроме королевы-матери. Но почему она отправилась ночью по улицам Парижа, да еще в самом глухом уголке города, в сопровождении каких-то друзей Рене? Явно было, что тут что-то затевалось, и это «что-то» надо было обязательно заранее предупредить и парализовать. Но как предупредить то, чего еще не знаешь?

— Утро вечера мудренее! — решил Крильон и, повалившись одетым на свою постель, сейчас же разразился богатырским храпом.

В этом отношении король был совершенно прав, когда говорил, что любой из его подданных наслаждается большими жизненными благами в смысле сна и аппетита, чем он, монарх. Действительно, в то время как Крильон издавал носом великолепнейшие рулады, король беспокойно метался на своем роскошном ложе. Хоть он и сказал, что хочет спать, но, улегшись, не мог сомкнуть глаз: слова матери произвели свое действие на его подозрительный ум. Правда, под самое утро он задремал, но ему приснился такой страшный сон, что он поспешил проснуться: ему приснилось, что сир де Кот-Гарди вместе с Генрихом Наваррским старается задушить его. С трудом вырвавшись из власти кошмара, король позвонил и приказал вбежавшему пажу позвать Крильона.

— Дорогой герцог, — сказал он, когда тот явился, — я решил покончить с гугенотами!

Крильон удивленно раскрыл глаза и спросил:

— Разве ваше величество изволили еще раз видеться с королевой-матерью?

— Нет, — мрачно ответил король, — но дело не в ней. Дело в том, что гугеноты строят заговоры и наваррский король тоже!

— Ну, за этого-то я ручаюсь, ваше величество! — ответил Крильон.

— А вот поди позови-ка мне его! — приказал король. Генрих Наваррский в это время еще спал в супружеской кровати, однако Крильон поднял его и повел к Карлу IX. Король тем временем успел встать и пройти в кабинет. Уверенный тон Крильона произвел свое действие на ум этого неустойчивого монарха, и он принял Генриха гораздо ласковее, чем ожидал сам.

— Мой бедный Анри, — обратился к нему король, — нравится ли тебе жить в Лувре?

— Ну конечно, государь!

— Неужели же ты не скучаешь о своем королевстве и о своих подданных? А ведь мне рассказывали, что Нерак прелестное место. К тому же наступает время сбора винограда и оливок, сопровождаемого танцами и празднествами, а это так интересно, говорят!

— Но все, что вы говорите, может означать, что вы, ваше величество, хотите отделаться от меня! — ответил Генрих с тонкой улыбкой.

— Полно, — возразил король. — Просто я подумал, что у тебя здесь могут быть неприятности и что Марго никогда не бывала в Наварре… Тебе следовало бы свозить ее туда!

— О, я не прочь бы, ваше величество, но…

— А, так ты хочешь поставить какие-то условия?

— Только одно, ваше величество: я хочу одновременно увезти с собой и жену, и ее приданое- Таков обычай!

Карл IX подскочил на месте и издал какой-то неопределенный звук.

— Ну да, — улыбаясь, продолжал Генрих, — мне обещали в приданое за Маргаритой город Кагор и сто тысяч экю. Я нуждаюсь в данный момент в деньгах, ну а Кагор округляет мои владения!

Крильон наклонился к уху короля и шепнул:

— Человек, который способен требовать напрямик свои деньги, не может быть заговорщиком, ваше величество!

Наступила минута общего молчаний. Наконец король заговорил:

— А, так ты хочешь вступить во владение приданым?