Король Теней

Фалькенберг, Страуд и Тэллоу ужинали за своим отдельным столом с тремя стульями, а Кардинал Блэк — если предположить, что он хоть иногда поднимал голову от книги, чтобы поесть, — предпочитал трапезничать в своей каюте, вдали от чужих глаз.

Следуя за Брэндом по коридорам из полированного дуба, Мэтью вспоминал свои последние минуты на борту «Тритона», когда после того, как все сундуки и пожитки были перенесены с одного корабля на другой, обреченная команда встрепенулась и осознала, наконец, что их бросают умирать. Человек по имени Дикенсон выразил свой протест:

— Постойте! Вы не можете просто оставить нас на корм рыбам! Проявите милосердие!

— Вот тебе немного милосердия, — ответил Тэллоу, и за его словами последовал душераздирающий, режущий слух звук пистолетного выстрела, после которого еще одно тело упало на палубу. Пока Тэллоу перезаряжался, пистолеты Страуда и Фалькенберга нацелились на команду, а затем Тэллоу своим низким жабьим голосом спросил: — Еще кто-нибудь хочет получить милосердие?

Мэтью стоял на корме «Немезиды», когда подняли паруса, и прекрасное белое судно начало подниматься по волнам. Последним, что он увидел на «Тритоне», было далекое сияние его ламп, заслоненное морским туманом, а после осталась лишь сплошная чернота на поверхности бездны.

Только отойдя от затонувшего «Тритона» на несколько морских миль, Мэтью сумел осознать, что он, Хадсон и Профессор Фэлл остались в живых. И на деле с ними обращались хорошо — можно сказать, даже лучше, чем на прошлом судне, пострадавшем от шторма и китов.

Прогуливаясь по «Немезиде», Мэтью заметил один любопытный элемент: на корабле развевался британский флаг, а прямо под ним висел еще один, на котором была изображена скачущая гнедая лошадь на белом фоне. Мэтью все гадал, что может означать этот знак: говорил ли он о скорости корабля или означал что-то другое. Отчего-то этот вопрос не желал покидать голову молодого решателя проблем… впрочем, возможно, это была лишь очередная попытка чем-то занять разум.

— Мы пришли, — сказал Брэнд, остановившись напротив роскошной лакированной двери. — Проходите. Дверь отодвигается.

Эта инструкция оказалась не лишней, потому что Мэтью решил, что дверь должна открываться, а не скользить в сторону. Он взялся за позолоченную ручку, повернул ее и сдвинул дверь на позолоченных вальцах вправо. Капитан в этот момент ушел, оставив его одного.

Мэтью вошел в помещение, которое в Лондоне могло бы считаться роскошной гостиной: с белыми креслами и диваном, письменным столом у стены, на котором лежали книги, маленькими приставными столиками с масляными лампами, излучавшими золотистое свечение, и темно красным ковром, отделанным белой бахромой. В дальней стене Мэтью увидел три иллюминатора — те самые, что бросились ему в глаза, когда он наблюдал «Немезиду» с борта «Тритона». Над камином висела большая картина с морским пейзажем с белыми керамическими дельфинами по обе стороны. Каминная полка была сделана из кремового мрамора. И это была далеко не вся комната ДеКея, потому что слева и справа располагались арочные проемы, ведущие вглубь помещения. Пока Мэтью любовался роскошью, из правой арки появился корабельный повар с деревянной тележкой на колесиках.

— Ужин подан, — сказал он, проходя мимо Мэтью. Он выкатил тележку в коридор, затем ушел и закрыл за собой дверь.

Мэтью подошел к правой арке и заглянул внутрь комнаты, которая в Лондоне могла бы служить столовой если не особняка, то, по крайней мере, фешенебельного клуба. Обеденный стол был накрыт белой скатертью и сервирован на две персоны — одно место было во главе стола, а второе слева от него. В серебряном канделябре горели четыре красные свечи. На тарелках уже стояла еда, а несколько сервировочных блюд было наготове. Стены были отделаны добротным начищенным до блеска дубом. Над столом висела кованая железная люстра, на которой было подвешено шесть маленьких масляных ламп, испускавших приятное свечение.

Мэтью стоял, потеряв дар речи от роскоши: он никак не ожидал встретить такое помещение на парусном судне. Из оцепенения его вывел низкий звучный голос, обладатель которого сказал:

— Входите и добро пожаловать. Могу я называть вас Мэтью?

Мужчина стоял у стола с мраморной столешницей в левой части комнаты и разливал красное вино в два бокала. Он был худощав, среднего роста, одет в белый костюм, рукава пиджака были украшены переплетающимся золотым узором. Мэтью увидел профиль человека, о котором рассказывала Элизабет Маллой: необычайно красивого чисто выбритого мужчины, от которого исходила хозяйская уверенность. Хотя в его голосе было что-то… странное. Как будто что-то мешало ему говорить.

— А как я могу называть вас?

— Мак, — сказал мужчина и повернулся к своему гостю в фас.

Мэтью снова превратился в соляной столп.