Король Теней

Хадсон служил во французской армии вместе с Фалькенбергом в 1676 году, и, хотя существовало братство солдат — особенно тех, кому хорошо платили и давали самые сложные и опасные задания, — он знал об этом человеке не так уж много. Ему была известна лишь часть его истории: остался сиротой в возрасте десяти лет, когда его деревня оказалась в эпицентре сражения между русскими и шведами. Пушечный огонь поджег лес, пламя распространилось при сильном ветре и дотла сожгло дом Фалькенберга, его мать, отца и младшего брата. Хадсон знал, что под рубашкой спина его боевого товарища покрыта шрамами от ожогов, которые нанесли падающие угли, пока ребенок в панике бежал по пылающему лесу вместе с другими перепуганными и обгоревшими жителями деревни. Все тогда обратилось в хаос, полный ужаса. Тех, кого не застигло пламя, нашли сабли кровожадных русских воинов.

Осиротевшего мальчика усыновил шведский сержант, жена которого не могла иметь детей. Суровый был надсмотрщик, — признался как-то Фалькенберг за кувшином рома, очень похожего на тот, что они с Хадсоном пили теперь. — И жуткий пропойца, свирепый в гневе. Полагаю, в этом отношении я действительно его сын.

***

Ангел Смерти сделал выпад, Хадсон парировал, звон стали разнесся по палубе и волнам. Затем Фалькенберг отступил на пару шагов, приглашая Хадсона последовать за ним и, вероятно, нарваться на острие клинка, но Хадсон продолжал держать дистанцию. Двое мужчин кружили друг вокруг друга, их клинки искали слабое место противника.

— Давай, если хочешь поиграть, — сказал Хадсон, и его голос звучал насмешливо, однако каждый мускул его лица был напряжен, а глаза стали темными, как кремень. Каким образом шутливый тренировочный бой умудрился превратиться в настоящую схватку?

Фалькенберг сделал ложный выпад, затем отступил, повторил попытку и внезапно повернулся вправо, резким неуловимым движением нанеся удар в левое бедро Хадсона. Рапира едва успела отразить атакующий клинок, Хадсон почувствовал, как лезвие скользнуло по его штанине. Крови не было, рассекло только ткань, и, тем не менее, короткий укус стали был ощутим.

— Ты стал медлителен, мой друг, — сказал Фалькенберг, снова делая круг. — И твой мозг работает вяло. Я ведь оставляю тебе лазейку, через которую ты мог бы проехать на телеге.

Договорить ему не дал шквал ударов рапирой, которые пришлось отбивать: слева, справа, слева, сверху, снизу, справа, слева, сверху и снова снизу… атака обрушилась на него с молниеносной быстротой девяти брошенных копий. Тем не менее, он отразил все удары с кажущейся легкостью и, зная, что выдержал лучшее, чем располагал Хадсон, он выпрямился, позволил себе перевести дух, а затем двинулся вперед. Его клинок описывал небольшие круги в нагретом воздухе, и солнце бросало красноватые блики на острое лезвие.

***

Еще глоток рома для Хадсона, еще один для Фалькенберга.

— Чем ты занимался все эти годы? — последовал вопрос, когда Фалькенберг отнял кувшин ото рта.

— Подозреваю, тем же, чем и ты. Пытался найти свое место. Вписаться, если можно так выразиться.

— Неудачно? — Брови Фалькенберга поползли вверх.

— Напротив, я нашел место не хуже любого другого.

— О, ja, агентство «Герральд». — Фалькенберг коротко ухмыльнулся. — Могучая рука закона. Никогда бы не подумал: разбойник с большой дороги, солдат удачи, предводитель шайки головорезов — и вдруг блюдет закон.

Хадсон пожал плечами.

— Я не бездельничаю, если ты об этом. И в агентстве мне не раз приходилось применять все те навыки, что я приобрел там

, в другой жизни.

— Ну разумеется. Опасность следует за тобой по пятам, Хадсон, куда бы ты ни пошел. Так было всегда. Вижу, у тебя новая отметина. — Фалькенберг коснулся своей левой брови, указывая на рваный шрам, пересекавший бровь Хадсона. — И чем же был вооружен твой потенциальный убийца?

— Она швырнула в меня чайной чашкой, — сказал Хадсон, принимая кувшин. — Моя третья жена. Взбалмошная особа… особенно, когда она узнала о моем увлечении — цыганской танцовщице и дочери местного барона.

На теле Хадсона под одеждой было множество других отметин: удар кинжалом, мушкетная пуля, поцелуй рапиры, но эта рана, пожалуй, была самой болезненной, потому что он по-своему любил Эванджелину. К сожалению, он демонстрировал это недостаточно хорошо.

— Тебя одолевают воспоминания, мой друг. Не позволяй им полностью овладеть твоим разумом.

— Ты когда-нибудь был женат? — спросил Хадсон.

— Нет, это не для меня. У тебя есть дети?

— Почти были. — После минутного молчания Хадсон решил пояснить. Пока он говорил, его взгляд не отрывался от горящей масляной лампы. — Моя первая жена… потеряла ребенка. А я вскоре после этого потерял ее. Я думаю, что она скончалась от пережитых страданий. И, несмотря на всю силу, которой я так горжусь, я ничем не сумел помочь ей встать с той кровати. Впрочем, тогда… это уже не было насущной необходимостью для нее.