Королев: факты и мифы

За Клейменова пробовал заступиться Орджоникидзе, доказывал Тухачевскому, что работник он хороший, ну, а если горяч порой, – с кем не бывает. В создавшейся ситуации, пожалуй, больше всего вредил себе сам Иван Терентьевич. Никак не может успокоиться, вновь и вновь пишет сутяжные письма, да еще С гордостью о них докладывает: «Мною на основании решения партийной и общественной организаций возбуждено ходатайство перед командованием Управления об исключении тов. Королева из РККА, но этого сделано не было, дело дошло до тов. Куйбышева, последний предложил т. Королеву исправиться и дал срок два месяца...»

Терентьев читает, пожимает плечами, накладывает резолюцию, для Ивана Терентьевича обидную: «К делу. Очередная глупость. Я.Т. 15.08.1934 г.»

Поиски кандидатов на директорский пост продолжались. Предлагали Иосифа Семеновича Амосова, инженера-металлурга из Главного артиллерийского управления, Ковалькова Алексея Федоровича предлагали, выпускника академии, начальника отдела НИИ ВВС, но один был пушкарь, другой самолетчик, ракет оба не знали и к ракетам совсем не рвались. В общем, как и нынче нередко случается, день шел за днем, институт себе работал и работал и вроде бы даже неплохо работал, дел и без него у начальства было много, Иван Терентьевич понял, что время льет воду на его мельницу, несколько поунялся, затих, и... остался в кресле.

Для стабилизации работы в институте больше всего сделал новый секретарь парткома Павел Михайлович Яновский, – член партии с 1917 года, друг Постышева, Косиора, он работал в ОГПУ, но, видя, что работать там ему становится все труднее и труднее, перешел в РНИИ, благо по образованию был химиком. Крупный, подвижный, несмотря на хромоту, весельчак, мастер карточный фокусов, он быстро находил общий язык с любым человеком, готов был обсуждать любую проблему – от химического состава ракетных топлив до «технологии» поедания речных раков, к которым был очень неравнодушен. Именно Яновский своей ровной, здоровой жизнерадостностью сумел быстро изменить всю атмосферу жизни института. Королев потом часто вспоминал его. В его представлении вот таким и должен был быть парторг: умным и веселым. Яновский постарался максимально справедливо распределить «сферы влияния» и удовлетворить притязания соперников на производственную базу. Кстати, сам нашел завод в Туле, который взялся делать для РНИИ жидкостные кислородные двигатели. В 1937 году отыскался «добрый человек», который написал, что в Тулу он ездит не за двигателями, а на троцкистские совещания, и Яновский исчез. Впрочем, можно было и не писать: с такими друзьями, как у него, Павел Михайлович был обречен...

И еще один человек очень помог Ивану Терентьевичу Клейменову, помог, чтобы о нем забыли. Им был Георгий Эрихович Лангемак.

Королев, конечно, сгоряча написал тогда, что весь институт занят изготовлением бесконечных вариантов реактивных снарядов Лангемака. Георгий Эрихович деньги народные считал не хуже Сергея Павловича и если заказывал производству свои снаряды, то делал это не впопыхах, абы заказать, а серьезно каждый заказ аргументируя. Да и не такой это был человек, чтобы столь откровенно использовать служебное положение.

Мне кажется, что Королев не сработался с Клейменовым еще и потому, что в чем-то они были похожи, и именно несхожесть характеров помогала Сергею Павловичу ладить с Лангемаком. Королев мог накричать, Лангемак никогда не повышал голоса. Королев мог обидеть, Лангемак только высмеять. Стихией Королева были производство, металл, конкретная конструкция. Лангемак предпочитал книги. Королев любил чертить. Лангемак – считать. Королев с необыкновенным жаром добивался, чтобы его поняли и после этого поддержали. Лангемак холодно говорил: «Если вы не поняли, выполняйте, что вам приказано». Королев был гениальный технарь. Лангемак был талантлив вообще. Возможно, если бы дело их сблизило, они могли бы подружиться. Но они занимались разными делами и подружиться не успели.