Королева Бедлама

— Расширяете вопросы? — упрекнул его Поллард.

— В пределах года или около того ответ будет тот же, — сказала вдова. — Никаких.

Мэтью кивнул и почесал зудящий подбородок.

Миссис Деверик положила письмо на колени и разгладила его.

— Третий вопрос, наиболее омерзительный, касается моего отвращения к вашему упоминанию этих двоих людей в связи с моим покойным мужем. Я заявляю категорически и перед лицом Бога Всемогущего, что Пеннфорд не имел никаких дел ни с доктором Годвином, ни с Эбеном Осли. Они недостойны были бы Пеннфорду сапоги чистить. — Она повернулась к Полларду, который собрался было возразить против последней ненужной детали, и ткнула пальцем почти ему в лицо: — Молчите!

Мэтью подождал, пока Поллард снова сел, как обмякшее соломенное чучело, и только потом продолжил разговор:

— Насколько я понимаю, мадам, доктор Годвин пользовался безукоризненной репутацией. Пусть даже он был врачом для дам из заведения Полли Блоссом. В конце концов, какой-то врач должен был эту работу делать?

— Да, но Джулиус Годвин слишком эту работу любил. Он практически жил там последние годы. Стал жалким пьяницей и почти сумасшедшим, все время проводил с теми, кого вы так великодушно и глупо назвали «дамами». Они демоны в облике женщин, и я молю Бога, чтобы дал мне увидеть до моего последнего вздоха, как Полли Блоссом бросят на судно, словно груду тряпья, и вышлют из этих колоний.

— Держим свои эмоции при себе, — посоветовал Поллард. Она его игнорировала.

— Терпеть не могу слабых мужчин, сэр, — сказала она Мэтью, и лицо ее чуть не перекосилось отвращением. — В те двери слабые мужчины и входят. Вы меня спрашиваете, почему я презираю Джулиуса Годвина — я вам отвечаю. К его услугам были многие достойные — и вполне красивые — вдовы, но он предпочел уйти к этим шлюхам. Пеннфорд мне говорил, что Годвин болен, и вот почему он пьет и тратит свои… свои силы на этих грязных созданий.

— Болен? — Мэтью уже не думал о ванне, мозг его лихорадочно работал, искал. — Вы хотите сказать, душевно?

— Я хочу сказать, что он давным-давно мог бы жениться, но он сам себя выбросил на помойку. Я вспоминаю, что, когда доктор Годвин сюда приехал, это был отличный уважающий себя врач. Порядочный человек. Приехал из Лондона, чтобы начать все сначала. И все у него было в порядке, пока не убила его собственная слабость.

— Мне казалось, что его убил Маскер, — вставил Мэтью.

— Маскер закончил работу, которую начала слабость Годвина, — был ответ. — Не знаю, может быть, Маскер — маньяк, возмущенный тем, где доктор Годвин раскладывал свои грязные инструменты.

Мэтью не стал уточнять. Поллард глядел с безразличным видом на корабли, карета приближалась к Большим Докам. Мэтью подумал, что Поллард, быть может, гадает сейчас: известно ли миссис Деверик, что один из ее адвокатов — такой же обожатель шлюх, как покойный Годвин? Похоже, что высший класс собрал у себя все деньги, а низший класс — вроде вдовы Шервин — все знания. Но конечно, если верить Григсби, многие клиенты Полли Блоссом проживают на Голден-хилл.

Мэтью подался вперед:

— Вы говорили, что доктор Годвин приехал из Лондона начать все сначала. Когда это было?

— Я полагаю, это было… не меньше пятнадцати лет назад. Скорее даже около двадцати.

— А начать сначала — после чего?

— Я точно не знаю. Это фраза, которую сказал Пеннфорд. Но все знали, что жена Годвина умерла от лихорадки, когда они оба были очень молоды. Он об этом рассказывал всему городу. Может быть, отчасти поэтому он превратился в пьяную развалину, но сочувствия у меня к нему нет.

В наступившем молчании Мэтью обдумывал ее последние слова. Поллард вышел из транса:

— Где вас высадить, Корбетт?

— Эбен Осли, — сказал Мэтью. — Что вы о нем можете сказать?

Миссис Деверик презрительно фыркнула — и близко не как леди.

— Вы были воспитанником в этом приюте, как сообщил мне мистер Поллард, и я удивлена, что вы не знаете, какие о нем ходили слухи. Что он был… я вряд ли могу произнести это слово. Он позволял себе вольности со своими воспитанниками. Разве вы об этом не слышали? Пеннфорд его презирал и говорил, что если бы хоть один из воспитанников вышел против него свидетельствовать о таких мерзостях, он бы сам повесил этого гнусного язычника прямо перед Сити-холлом.

— Правда? — спросил Мэтью, и это слово будто вертелось у него в голове болезненной юлой.

— Абсолютная. Но это никогда нельзя было доказать. Ходил слух, что Осли напился как свинья в какой-то таверне и что-то рассказал об этой… об этой практике кому-то из своих шлюх. Она передала дальше, и… но я уже сказала, доказано это не было никогда. Но все равно от этого человека меня передергивает. Просто я его не любила, вот и все.

— Но разве можно верить шлюхе? — спросил Поллард, пожав плечами.

— Вы были адвокатом Осли. Как же вы могли представлять одновременно и Пеннфорда Деверика, и Осли?