Королева двора

– А если вся жизнь?

– А и жизни не жалко.

Ксанка захлебнулась, утонула в слепой зависти к девчонке, ради которой были готовы на все, а ей и крохи от пирога отщипнуть не хотели. Она зажмурилась и рубанула с плеча:

– А в тюрьме жизнь тоже не жалко провести?

– Ты о чем? – Мишка не понял, конечно, но насторожился сразу: знал, что Ксанка слова на ветер не бросит.

– Я о том, что один знакомый следователь не преминет выслушать сироту, у которой дорогой папочка зарезал мать, и, конечно же, пожалеет девочку, когда она, заливаясь слезами и соплями, расскажет, какой ужас сотворил с ней соседский мальчишка, своровав единственное, что у нее оставалось, – девичью честь. А вор, Мишенька, должен сидеть в тюрьме.

– Ты белены объелась? Ты о какой чести?

– О той, которой ты меня лишил.

– С луны свалилась? Да до меня там…

– Пойди докажи, – ощетинилась Ксанка. – А пока доказывать будешь, думай о том, как мать по двору ходить станет, сможет ли людям в глаза смотреть. Да и Дина твоя, услышав такое, прощать тоже не поскачет.

– Не трожь ее! – Мишка замахнулся.

– Давай, – даже не зажмурилась Ксанка, – ну, лупи, я привычная!

– Ты ненормальная. – Он опустил руку, рассматривая девушку, словно видел в первый раз. – Зачем тебе это?

– Хочу, – нагло улыбнулась Ксанка.

– Но зачем?

– Хочу, и все.

Это через много лет женщина по имени Татьяна скажет ей, что, только задумавшись о природе и цели своих желаний, можно разобраться в том, каковы они на самом деле: истинные или обманчивые, а тогда, в восемьдесят пятом, девчонка, жестокость которой была порождением царящей вокруг нее нелюбви, отчаянно боролась за осуществление каждого своего «Хочу».

– Хочу, – сказала Оксана, и было все: и белое платье, и фата до пола, и танцы в дешевой школьной столовой – единственное место, на которое хватило сбережений у Мишкиной матери, возможно, и удивившейся неожиданному выбору сына, но вида не показывавшей, а напротив, она демонстрировала исключительно радость и постоянно суетилась вокруг Ксанки, спрашивала, не холодно ли ей, не жарко, не душно, не плохо.

– Все хорошо, – улыбалась Ксанка. Она и правда была довольна, она получила свадьбу, сервированный стол, веселых гостей, орущих пьяные песни, и любимого мужа, который, пусть и сидел с кислой физиономией, но команду «Горько» выполнял исправно, а уж в выполнении таких экзерсисов «неопытным дурочкам» нечего было тягаться с Ксанкой. Она вскакивала, всякий раз томно поправляла фату, впивалась в Мишку сначала слегка кокетливым и вместе с тем наивным взглядом, а потом и губами, не чувствуя его тяжелого, молчаливого холода, а ощущая только лишь эйфорию и биение собственного сердца.

Ксанке нравилось все: и хмурый, отстраненный муж, и его готовая расплакаться от счастья мамаша, и толкающие бесконечно пошлые тосты друзья жениха, и только задумчивая, расстроенная Верочка ей совсем не нравилась. Конечно, плясать до упаду и радоваться до безумия на свадьбе объекта своих девичьих грез мало кому удается, но было в Верочкиной грусти что-то такое затаенное, что-то отнюдь не простое, что-то более серьезное, чем несбыточные мечты, что-то такое, что заставило Ксанку оторваться от жениха и подойти к ней:

– Чего нос повесила? Я же тебе говорила: замуж выйду, а ты не верила.

– Зачем, Ксан?

– Что «зачем»?

– Зачем ты это сделала?

– Да что я сделала-то?

– Будто не знаешь? Женила его на себе.

– Ага. А ты, конечно, надеялась, что он к тебе прискачет.

– И не надеялась вовсе. – Верочка не спорила. Она словно рассуждала. Будто спрашивала сама себя обо всем происходящем и сама же давала ответы. – Зачем ему скакать к кому-то другому, если он Дину любит?

– Ко мне же прискакал!

– Вот я и думаю, зачем тебе это понадобилось?

– Захотелось, Верка. Да не бери ты в голову! Видишь же, все у меня получается.

– Как же не брать, если ты жизнь калечишь?

– Кому же? – На скулах Ксанки заходили желваки. Не хватало еще, чтобы эта корова ей морали читала. Нашлась еще воспитатель. Она собирается больных лечить – вот пусть выучится и читает им лекции, а Ксанка в советах не нуждается.

– Так ведь себе же, Ксаночка. Ты думаешь, сладко с нелюбимым жить?

– Ты чего плетешь-то? – Невеста даже присела рядом. Она была озадачена. Если бы Верка посмела заявить, что Мишка ее не любит, она бы, конечно, и возмутилась, и заорала бы, и, возможно, даже накостыляла подруге, в глубине души прекрасно сознавая, что та права. Но Вера заявила какую-то ерунду, причем с абсолютной убежденностью в верности своего утверждения.

– Ты это с чего взяла? Почему с «нелюбимым»?

– Когда любят, Ксан, то счастья желают. А он, гляди, – она кивнула на мрачного жениха, наполняющего рюмку очередной порцией самогона, – сопьется он у тебя.

– Ой, еще в институт не поступила, а уже везде алкоголики мерещатся. Ты, Верка, тоже думай, что говоришь-то. Алкоголики – это алкоголики, больные люди. А то Мишка!

– Болезнью заболеть надо, – только и выдохнула в ответ Верочка и взглянула на Ксанку своими маленькими глазками, которые неожиданно показались последней и умными, и глубокими: – А знаешь, почему алкоголизм так трудно вылечить?

– ?