Королева Юга

– Я не согласен, – заявил он.

– Для меня это не имеет значения, – тон хересца стал более жестким. – Я здесь не для того, чтобы обсуждать разные глупости.

– Я являюсь… – начал Эдди.

Опершись руками о стол, он повернулся сперва к Пати, потом к Тересе, призывая их вмешаться.

– Ты являешься побирушкой, – перебил его Тео.

Он произнес это мягко, совершенно нейтральным тоном. Как бы констатируя факт. Так врач сообщает пациенту, что на его рентгеновском снимке обнаружены затемнения.

– Я не позволю тебе…

– Замолчи, Эдди, – сказала Тереса.

Гибралтарец застыл с открытым ртом, не договорив. Побитый пес, растерянно озирающийся по сторонам. Распущенный галстук и мятый пиджак делали его еще неопрятнее. Надо будет присмотреть за этим флангом, подумала Тереса, глядя на него и слыша смех Пати. Побитый пес может стать опасным. Она отметила это в своей мысленной записной книжке. Эдди Альварес. Заняться им позже. Есть способы обеспечить лояльность, несмотря ни на какие обиды. И для каждого всегда находится свое средство.

– Продолжай, Тео.

И он продолжил. Нужно, сказал он, создавать компании и обеспечивать сотрудничество с иностранными банками за пределами зоны налогового контроля Европейского экономического сообщества: на островах Ла-Манша, в Азии и Карибском бассейне. Проблема в том, что значительная часть денег приобретается подозрительной или преступной деятельностью, поэтому рекомендуется усыпить бдительность официальных властей, создав целый ряд предприятий-ширм, при наличии которых уже никто не будет задавать вопросов.

– А в общем, – заключил он, – процедура очень проста: передача товара происходит одновременно с переводом оплаты. Факт ее перевода подтверждается через СВИФТ [61] безотзывным банковским документом.

Эдди Альварес, продолжавший думать о своем, вставил;

– Я делал то, что меня просили делать.

– Конечно, Эдди, – ответил Тео. И Тересе понравилась улыбка, с которой он произнес это; спокойная, безразличная, не выражающая ровным счетом никаких эмоций; уничтожив оппонента, он не старался еще и растоптать его. – Никто ни в чем тебя не упрекает. Но тебе пора немного расслабиться. Продолжая выполнять свои обязательства.

Говоря это, он смотрел на Эдди, а не на Тересу или Пати, которая по-прежнему сидела, ни в чем не участвуя и, судя по выражению лица, забавляясь происходящим. Твои обязательства, Эдди. Это второе предупреждение. А парень соображает, подумала Тереса. Разбирается в побитых псах – наверняка потому, что самому не раз доводилось их бить. Все было сказано мягко, предельно спокойно. Гибралтарец, похоже, понял скрытый смысл произнесенных слов, потому что весь как-то сжался, стал меньше. Не глядя на него, уголком глаза Тереса уловила брошенный в ее сторону беспокойный взгляд. Ему было страшно, очень страшно. Как тогда, в подъезде его дома, когда у него разлетелись все бумаги.

– Что ты посоветуешь? – спросила Тереса у Тео.

Тот сделал широкий жест обеими руками, как бы охватывая ими стол, будто все находилось там, на виду, среди чашечек с кофе или в лежавшей перед ним тетради в черном кожаном переплете. Тетрадь была раскрыта, ее страницы чисты, поверх нее покоилась золотая авторучка. Тереса обратила внимание на руки Тео, видневшиеся из-под дважды подвернутых на запястьях рукавов: смуглые, покрытые темными волосками, они были тщательно ухожены, ногти округло подпилены! Интересно, подумала она, сколько ему было, когда он оказался в постели с Пати? Восемнадцать-двадцать. Две дочери, сказала ее подруга. Две дочери и богатая жена. Наверняка он и сейчас бывает в постели с кем-нибудь еще.

– Швейцария – чересчур серьезная страна, – сказал Тео. – Она требует множества гарантий и подтверждений. Острова Ла-Манша – это хорошо, к тому же там имеются филиалы испанских банков, которые зависят от Лондона и непрозрачны в отношении налогов; однако они слишком уж близко, на самом виду, и, если в один прекрасный день ЕЭС нажмет на Великобританию, а та, в свою очередь, примется закручивать гайки, Гибралтар и Ла-Манш окажутся весьма уязвимы.

Несмотря ни на что, Эдди не сдавался. Возможно, слова Тео задели его патриотическую струнку.

– Это ты так говоришь, – возразил он и вслед за этим пробормотал что-то неразборчивое.

На этот раз Тереса не сказала ничего. Она смотрела на Тео, ожидая его реакции. Тот, опустив взгляд, задумчиво постукал пальцем по подбородку, потом вскинул глаза и буквально вонзил в гибралтарца:

– Не надоедай мне, Эдди, договорились? – Взяв свою золотую ручку он снял с нее колпачок и провел на чистом листе тетради синюю прямую, безупречно ровную, словно прочерченную по линейке. – Это настоящие дела, а не торговля картонками с «Уинстоном» по мелочи… – Задержав перо над листом, он посмотрел на Пати, потом на Тересу и нарисовал в конце синей линии стрелку направленную прямо в сердце Эдди. – Ему действительно надо присутствовать при этом разговоре?

Пати взглянула на Тересу, преувеличенно высоко подняв брови. Тереса смотрела на Тео На гибралтарца не смотрел никто.

– Нет, – сказала Тереса. – Не надо.