Королева Юга

– Он хитрый и осторожный. – Тереса смотрела, как люди проходят сквозь арку на площадь Ареналь. – Как говорят у нас в Синалоа, у него лукавые мозги: войти-то он хочет, но не хочет сам делать первый шаг. Войди мы первыми, он, конечно, воспользуется этим. Если мы возьмем на себя перевозки, он сможет обеспечивать своим людям надежные поставки и вдобавок держать их под контролем. Но сначала он хочет проверить систему. Итальянцы – это возможность проверить ее и при этом не слишком рисковать. Если все будет работать, он войдет в дело. Если нет, все останется по-прежнему. Он не хочет компрометировать себя здесь.

– Ты считаешь, игра стоит свеч?

– Смотря как пойдут дела. Если будем делать свою работу как надо, это безумные деньги.

Пати сидела, закинув ногу на ногу: серая юбка от «Шанель», бежевые туфли на каблуке. Она покачивала ногой, словно в такт музыке, не слышной Тересе.

– Хорошо. Ты же управляешь всеми делами. – Она склонила голову набок, и вокруг глаз у нее собрались мелкие морщинки. – Поэтому с тобой удобно работать.

– Я тебе уже сказала, что риск большой. Они могут разобраться с нами. С обеими.

Пати рассмеялась так, что официантка, стоявшая в дверях бара, обернулась.

– Мне уже доставалось, не привыкать. Так что решай ты. Ты же моя девочка.

Она опять смотрела на нее тем взглядом. Тереса не ответила. Она допила свой бокал, и от вкуса табака во рту вино показалось ей горьким.

– Ты уже сказала Тео? – спросила Пати.

– Пока нет. Но он приезжает в Херес сегодня, ближе к вечеру. Само собой, придется ввести его в курс событий.

Открыв сумочку, чтобы расплатиться, Пати достала вызывающе толстую пачку банкнот. Несколько упало на пол, и она наклонилась подобрать их.

– Само собой, – отозвалась она.

Рассказывая подруге о своем разговоре с Языковым, кое о чем Тереса упоминать не стала. Но это кое-что заставляло ее теперь опасливо оглядываться по сторонам, быть особенно внимательной и сохранять ясность мысли. Оно приходило к ней серыми рассветами, которые по-прежнему заставали ее в постели без сна. Ходят слухи, сказал русский. Да. Разные вещи. Один человек сказал мне – тобой интересуются в Мексике. По какой-то причине, которой я не знаю (говоря это, он так и буравил ее глазами), ты возбудила внимание своих соотечественников. Или воспоминание. Они спрашивают, не ты ли та самая Тереса Мендоса, что покинула Кульякан четыре-пять лет назад… Это ты?

Продолжай, попросила его Тереса. Языков пожал плечами. Больше я почти ничего знаю, ответил он. Знаю только, что о тебе спрашивали. Друг одного друга. Да. Ему поручили узнать, чем ты занимаешься и правда ли, что дела у тебя идут все лучше. И что, кроме гашиша, ты можешь заняться кокаином. Похоже, у тебя на родине кое-кто беспокоится, что сюда придут колумбийцы. Поскольку твои соотечественники сейчас перекрывают им путь в Соединенные Штаты. Да. А тут еще мексиканка… Хотя это произошло по чистой случайности, они наверняка не слишком рады. Да. Особенно если уже знали тебя. Раньше. Так что будь осторожна, Теса. В этом деле иметь прошлое ни хорошо, ни плохо, если только ты не привлекаешь к себе внимания. А у тебя дела идут слишком хорошо, чтобы ты его не привлекала. Твое прошлое – то, о котором ты мне никогда не рассказываешь, – не мое дело. Да. Но если у тебя с кем-то старые счеты, есть риск, что эти люди захотят их свести.

Давным-давно, в Синалоа, Блондин Давила катал ее на самолете. Впервые в жизни. Подъехав еще в темноте к белому с желтой крышей зданию аэропорта, они припарковали «бронко», поздоровались с солдатами, которые охраняли уставленную самолетами взлетно-посадочную полосу, и взлетели – почти на заре, чтобы увидеть восход солнца над горами. Тереса вспоминала, как сидела в кабине «сессны» рядом с Блондином, вспоминала блики нарождающегося света на зеленых стеклах его солнечных очков, его руки на штурвале, рокот мотора, образок святого Мальверде рядом с панелью управления – «Да благословит Господь мой путь и поможет мне вернуться», – перламутровую Сьерра-Мадре, золотые отблески в воде рек и озер, поля с зелеными пятнами марихуаны, плодородную равнину и море вдали. Мир, увиденный в тот рассветный час с высоты распахнутыми от удивления глазами, показался Тересе чистым и прекрасным.

Она думала об этом сейчас, в полумраке номера отеля «Херес». Свет проникал из сада за окном и отражался поверхностью бассейна, прорисовывал на сдвинутых шторах каждую складочку. Тео Альхарафе уже не было, из маленькой стереоустановки рядом с телевизором и видеомагнитофоном лился голос Хосе Альфредо. «Сижу я в дальнем уголке таверны, – пел он. – Под песню, что марьячи заказал». Блондин рассказывал, что Хосе Альфредо Хименес умер от пьянства и свои последние песни сочинял в тавернах, причем их слова записывали его друзья, поскольку сам он уже и писать-то не мог. Эта называлась «Я и воспоминание о тебе» и, судя по всему, была одной из последних.