Королева Юга

– Потому, что я не всегда и не все тебе говорю.

Его взгляд – глаза в глаза – стал беспокойным. Безупречная искренность. Выдержав секунд пять, он обернулся, чтобы посмотреть на улицу. И снова повернулся к Тересе – с легкой улыбкой. Красавчик. Он вновь коснулся ее руки, и на этот раз она не отодвинула свою.

– Что-то важное?

Вот так, подумала Тереса. Так оно и бывает, и каждый помогает собственной судьбе. Почти всегда последний шажок ты делаешь сам. К хорошему или к плохому, но сам.

– Да, – ответила она. – Судно в пути. Оно называется «Лус Анхелита».

Уже стемнело. В саду, как безумные, трещали сверчки. Когда зажглись огни, Тереса приказала погасить их и теперь сидела на ступеньках крыльца, прижавшись спиной к одной из колонок и глядя на звезды поверх густых черных крон ив. В ногах у нее стояла нераспечатанная бутылка текилы, а за спиной, где на низенький столик рядом с шезлонгами поставили стереоустановку, звучала мексиканская музыка. Музыка Синалоа, которую еще днем ей предложил послушать Поте Гальвес: знаете, хозяйка, это самые последние песни «Лос Бронкос де Рейноса», мне их прислали оттуда, потом скажете, понравилось или нет.

В горах Чиуауа то было.

Под ветром травы клонились.Хромая, брела кобыла,вьюки на сторону сбились…

Мало-помалу Крапчатый расширял свою коллекцию баллад. Ему нравились самые жесткие и надрывные; как, бывало, затоскуешь по дому, очень серьезно говорил он, это самое подходящее. Уж с чем родился, с тем вовек не расстанешься, и все тут. В его личном музыкальном автомате были собраны все северяне: от Чалино – эх, какие слова он поет, донья, – до Экстерминадора, «Лос Инвасорес де Нуэво Леон», Аса де ла Сьерра, Эль Мореньо, «Лос Бронкос», «Лос Ураканес» и остальных известных групп из самого Синалоа и севернее. Те, кто превратил газетные заметки под красными заголовками в музыку и слова, в песни о контрабанде наркотиков, об убитых, о перестрелках, грузах кокаина, самолетах «сессна» и грузовиках, о федералах, солдатах, контрабандистах и похоронах. Как в свое время баллады, посвященные Революции, так теперь наркобаллады составляли новую эпику, современную легенду той Мексики, что продолжала существовать и не собиралась меняться – среди иных причин еще и потому, что от всего этого частично зависела национальная экономика. Запредельный, жесткий мир оружия, коррупции и наркотиков, где единственным законом, который не преступался, был закон спроса и предложения.

Ее сквозь кордон провелотважный Хуан Кабрера.От пули сам не ушел,но застрелил офицера.

«Вьюки на сторону сбились». Прямо как у меня, думала Тереса. На обложке компакт-диска парни из «Лос Бронкос де Рейноса» пожимали друг другу руки, а у одного из-под распахнутой куртки виднелась рукоятка заткнутого за пояс огромного пистолета. Иногда Поте Гальвес слушал эти песни, и Тереса внимательно наблюдала за своим киллером, за его лицом. Они по-прежнему время от времени пропускали стаканчик вместе. Иди-ка сюда, Крапчатый, угостись текилой. И они сидели вдвоем, молча, слушая музыку (он – всегда на почтительном расстоянии от хозяйки), и Тереса видела, как он прищелкивает языком и качает головой – эх, черт побери, – по-своему чувствуя и вспоминая, мысленно поднимая стакан за «Дон Кихота», и за «Ла Бальену», и за все остальные кульяканские притоны, еще жившие в его памяти, и, быть может, поминая своего приятеля Кота Фьерроса, от которого теперь не осталось ничего, кроме костей, замурованных в цемент вдали от родины, и никто не приносил ему цветов на могилу, и никто не распевал баллад, посвященных этому грязному сукину сыну, о котором Поте Гальвес с Тересой никогда, ни разу не обмолвились ни единым словом.

С друзьями Ламберто Кинтеров Саладо ехал кутить.Фургон увязался серыйза ними на полпути…