Королева Марго

В обеих руках он держал по пистолету и в этой безумной скачке правил лошадью одними коленями.

— Господин де Муи! — в тревоге крикнул Коконнас: теперь он был взволнован куда больше, чем Ла Моль. — Господин де Муи бежит! Значит, надо спасаться!

— Скорей! Скорей! — крикнул гугенот. — Удирайте — все пропало! Я нарочно сделал крюк, чтобы предупредить вас. Бегите!

Так как он прокричал это на скаку, то был уже далеко, когда крикнул последние слова и, следовательно, когда Ла Моль и Коконнас вполне поняли их значение.

— А королева? — крикнул Ла Моль.

Но голос молодого человека рассеялся в воздухе: де Муи был уже слишком далеко, чтобы его услышать, а тем более — чтобы ему ответить.

Коконнас сразу принял решение. Пока Ла Моль стоял, не двигаясь с места и следя глазами за де Муи, исчезавшим среди ветвей, которые раздвигались перед ним и смыкались позади него, Коконнас сбегал за лошадьми, привел их, вскочил на свою лошадь, бросил поводья другой на руки Ла Моля и приготовился дать шпоры.

— Ну, Ла Моль! — воскликнул он. — Повторяю тебе слова де Муи: «Бежим!» А де Муи — господин красноречивый! Бежим! Бежим, Ла Моль!

— Одну минуту, — возразил Ла Моль, — ведь мы сюда явились с какой-то целью.

— Во всяком случае, не с той, чтобы нас повесили! — в свою очередь возразил Коконнас. — Советую тебе не терять времени. Я догадываюсь: ты сейчас займешься риторикой, начнешь толковать на все лады понятие «бежать», говорить о Горации, который бросил свой щит, и об Эпаминонде, который вернулся на щите[75]. Я Же говорю тебе попросту: где бежит господин де Муи де Сен-Фаль, имеет право бежать каждый.

— Господину де Муи де Сен-Фалю никто не поручал увезти королеву Маргариту, — возразил Ла Моль, — и господин де Муи де Сен-Фаль не влюблен в королеву Маргариту.

— Черт побери! И хорошо делает, коль скоро эта любовь толкнула бы его на такие глупые поступки, о которых ты, я вижу, сейчас думаешь. Пусть пятьсот тысяч чертей унесут в ад такую любовь, которая может стоить жизни двум храбрым дворянам! «Смерть дьяволу»! — как говорит король Карл. Мы, дорогой мой, заговорщики, а когда заговор провалился — они должны бежать. На коня, Ла Моль, на коня!

— Беги, дорогой, я тебе не мешаю, я даже прошу тебя об этом. Твоя жизнь дороже моей. Спасай же ее!

— Лучше скажи: «Коконнас, пойдем на виселицу вместе», но не говори: «Коконнас, беги один».

— Дорогой мой, — возразил Ла Моль. — Веревка — это для мужиков, а не для таких дворян, как мы.

— Я начинаю думать, что не зря совершил один предусмотрительный поступок, — со вздохом сказал Коконнас.

— Какой?

— Подружился с палачом.

— Ты становишься зловещим, дорогой Коконнас.

— Так что же нам делать? — с раздражением крикнул тот.

— Найдем королеву.

— Где?

— Не знаю… Найдем короля!

— Где?

— Не знаю… Но мы найдем их и вдвоем сделаем то, чего не смогли или не посмели сделать пятьдесят человек.

— Ты играешь на моем самолюбии, Гиацинт, это плохой признак!

— Тогда — на коней, и бежим.

— Так-то лучше.

Ла Моль повернулся к лошади и взялся за седельную луку, но в то мгновение, когда он вставлял ногу в стремя, раздался чей-то повелительный голос, — Стойте! Сдавайтесь! — крикнул голос. Одновременно из-за деревьев показалась одна мужская фигура, потом другая, потом — тридцать; то были легкие конники, которые превратились в пехотинцев и, ползком пробираясь сквозь вереск, обыскивали лес.

— Что я тебе говорил? — прошептал Коконнас. Ла Моль ответил каким-то сдавленным рычанием. Легкие конники были еще шагах в тридцати от двух друзей.

— Эй, господа! В чем дело? — продолжал пьемонтец, громко обращаясь к лейтенанту легких конников и совсем тихо к Ла Молю.

Лейтенант скомандовал взять двух друзей на прицел.

Коконнас продолжал совсем тихо:

— На коней, Ла Моль! Еще есть время. Прыгай на коня, как делал сотни раз при мне, и скачем.

С этими словами он повернулся к конникам.

— Какого черта, господа? Не стреляйте, вы можете убить своих друзей! — крикнул он и шепнул Ла Молю:

— Сквозь деревья стрельба плохая; они выстрелят и промахнутся.

— Нет, так нельзя! — возразил Ла Моль. — Мы не можем увести с собой лошадь Маргариты и двух мулов, — эта лошадь и два мула ее скомпрометируют, а на допросе я отведу от нее всякое подозрение. Скачи один, друг мой, скачи!

— Господа, мы сдаемся! — крикнул Коконнас, вынимая шпагу и поднимая ее.

Легкие конники подняли мушкетоны.

— Но прежде всего: почему мы должны сдаваться?

— Об этом вы спросите короля Наваррского.

— Какое преступление мы совершили?

— Об этом вам скажет его высочество герцог Алансонский.

Коконнас и Ла Моль переглянулись: имя их врага в такую минуту не могло подействовать на них успокоительно.

Однако ни тот, ни другой не оказал сопротивления. Коконнасу предложили слезть с лошади, что он и сделал, воздержавшись от каких-либо замечаний. Затем обоих поместили в центр легких конников и повели по дороге к павильону Франциска I.

— Ты хотел увидеть павильон Франциска Первого? — сказал Коконнас, заметив сквозь деревья стены очаровательной готической постройки. — Так вот, мне сдается, что ты его увидишь.