Королева Марго

— Тогда подойдите! — сказала Анриетта и протянула ему руку, отдаваясь чувству, которое сквозило в томном выражении ее глаз.

Коконнас подкинул вверх свой бархатный берет и одним прыжком очутился рядом с герцогиней. Ла Моль же, повинуясь жесту Маргариты, призывавшей его к себе, обменялся дамой со своим другом, как в кадрили.

В эту минуту мэтр Рене появился у двери в глубине комнаты.

— Тише! — произнес он таким тоном, что сразу погасил все страсти. — Тише!

В толще стены послышался лязг ключа и скрип двери, повернувшейся на петлях.

— Мне кажется, однако, — гордо заявила Маргарита, — что, когда здесь мы, никто не имеет права сюда войти.

— Даже королева-мать? — спросил ее на ухо Рене.

Маргарита, схватив за руку Ла Моля, устремилась к выходу; Анриетта и Коконнас, обняв друг друга за талию, бросились бежать за ними следом. И четверо влюбленных улетели, как улетают от подозрительного шума маленькие птички, только что целовавшиеся на цветущей ветке.

II

ЧЕРНЫЕ КУРЫ

Обе пары едва успели убежать. Екатерина Медичи уже подобрала ключ ко второй двери потайного хода в то самое мгновение, когда герцогиня Неверская и Коконнас сбегали по наружной лестнице, так что, войдя в комнату, она могла слышать, как заскрипели ступеньки под ногами беглецов.

Екатерина осмотрела все пытливым взором и подозрительно взглянула на склонившегося перед ней Рене.

— Кто здесь был? — спросила она.

— Любовники, вполне удовлетворенные моим заверением, что они любят друг друга.

— Пусть их, — ответила Екатерина, пожав плечами. — Здесь больше никого нет?

— Никого, кроме вашего величества и меня.

— Вы сделали то, что я вам сказала?

— Вы имеете в виду черных кур?

— Да.

— Они здесь, ваше величество.

— Ах, если бы вы были евреем!

— Я — евреем? Зачем вам это, ваше величество?

— Вы бы могли прочесть замечательные книги, написанные древними евреями о жертвоприношениях. Я велела перевести для себя одну и прочла в ней, что евреи искали предсказания не в сердце и не в печени, как делали римляне, а в строении мозга и в форме букв, начертанных на нем всемогущей рукой судьбы.

— Да, ваше величество. Я сам об этом слышал от одного моего друга, старого раввина.

— Бывают буквы, — продолжала Екатерина, — начертанные так, что открывают путь для целого ряда предсказаний; но халдейские мудрецы советуют…

— Советуют… что? — спросил Рене, чувствуя, что Екатерина не решается продолжать дальше.

— Советуют делать опыт на человеческом мозге, как более развитом и более восприимчивом к воле вопрошающего.

— Увы! Вашему величеству хорошо известно, что это невозможно, — сказал Рене.

— Во всяком случае, затруднительно, — ответила Екатерина. — Ах, Рене, если бы мы об этом знали в день святого Варфоломея… как это было бы просто… При первой казни я подумаю об этом. Ну, а покамест будем действовать с учетом наших возможностей… Готова ли комната для жертвоприношений?

— Да, ваше величество.

— Пройдем туда.

Рене зажег свечу; судя по запаху от ее горения, то тонкому и сильному, то удушливому и противному, в состав свечи входило несколько веществ. Освещая путь Екатерине, парфюмер первым вошел в келью.

Екатерина сама выбрала нож синеватой закалки. Две курицы, лежавшие в углу, тревожно вращали золотистыми глазами, когда к ним подходил Рене.

— Как будем делать опыт? — спросил он, взяв одну из них.

— У одной мы исследуем печень, у другой — мозг. Если оба опыта дадут один и тот же результат, то, значит, верно; в особенности если эти результаты совпадут с полученными раньше.

— С чего начнем?

— С печени.

Рене привязал курицу к жертвеннику за два вделанных по краям кольца, положив курицу на спину и закрепив так, что она могла только трепыхаться, не двигаясь с места.

Екатерина одним ударом ножа рассекла ей грудь. Курица вскрикнула три раза, задергалась и околела.

— Всегда три раза! — прошептала Екатерина. — Предзнаменование трех смертей.

Затем она вскрыла труп курицы.

— И печень сместилась влево, — продолжала она, — всегда влево… три смерти и прекращение династии. Ах, Рене, это ужасно!

— Ваше величество, надо еще посмотреть, совпадут ли эти предсказания с предсказаниями второй жертвы.

Рене отвязал курицу и, бросив ее в угол, пошел за второй, но она, видя судьбу своей подруги, попыталась спастись — начала бегать по келье, а когда Рене загнал ее наконец в угол, взлетела над его головой и взмахами крыльев загасила чародейскую свечу к руке Екатерины.

— Вот видите, Рене, — сказала королева, — так угаснет и наш род. Смерть дунет на него, и он исчезнет с лица земли… Три сына! Ведь три сына! — прошептала она грустно.

Рене взял у нее погасшую свечу и пошел зажечь ее в соседнюю комнату.

Вернувшись, он увидел, что курица спрятала голову в воронку.

— На этот раз криков не будет, — сказала Екатерина, — я сразу отрублю ей голову.

Действительно, как только Рене привязал курицу, Екатерина одним ударом отсекла ей голову. Но в предсмертной судороге куриный клюв три раза раскрылся и закрылся.