Королева Виктория

Сколько же демонстрантов, развернувших транспаранты и знамена, собралось 10 апреля в районе Кеннингтон Коммон? Пятнадцать тысяч, утверждал лорд Рассел. Пятьсот тысяч, утверждал их лидер О’Коннор, который, не боясь преувеличений, заявлял также, что под его петицией было собрано пять миллионов семьсот шесть тысяч подписей. На самом же деле манифестантов оказалось двадцать три тысячи, и к двум часам дня их колонна была рассеяна без особого сопротивления с их стороны.

Обошлось без порубленных деревьев, вывороченных фонарных столбов, баррикад, выстрелов и ожесточенных схваток, как в Париже. Под проливным дождем силам полиции удалось раздробить колонну чартистов, пропуская их через мосты группами по десять — пятнадцать человек. О’Коннора арестовали и препроводили в министерство внутренних дел, где довели до его сведения, что организованная им демонстрация объявлена незаконной. Бледный и дрожащий, он заверил власти, что он и его сподвижники не собираются нарушать законность, и согласился на то, чтобы полиция вызвала три фиакра для него и его ближайших помощников. Туда же погрузили их петицию. Этот маленький кортеж, окруженный плотным кольцом полицейских, проследовал к зданию парламента, где О’Коннор робко предъявил свои требования. «Вот то, чем я могу объяснить себе английскую свободу. У этих людей кровь сильно разбавлена водой. Вот почему им можно позволять устраивать сборища, выкрикивать и печатать все, что им хочется. Это не теплокровные, а холоднокровные приматы, кровь у которых циркулирует крайне медленно», — писал Тэн, которому вторил Мериме: «Я еще допускаю, что можно стать социалистом, вкушая роскошные обеды на серебряной посуде и наблюдая, как рядом кто-то выигрывает по четырнадцать тысяч фунтов стерлингов на скачках в Эпсоме. Но чтобы здесь вспыхнула революция, это маловероятно. Раболепие здешних бедняков несовместимо с нашими демократическими идеями. И каждый день мы видим тому новые примеры. Интересно вот что: а не счастливее ли они других?»

13 апреля на заседании парламента было объявлено, что под петицией чартистов собрано всего 1 975 496 подписей, причем многие из них сфальсифицированы. 1 мая — новое потрясение. О’Коннор заявил о своем уходе с поста лидера движения. В тот же день «Национальная чартистская лига» распалась, став жертвой собственной нерешительности. Великая паника закончилась фиаско. «Наша революция должна была бы стать образцом для других цивилизованных государств», — писала с облегчением Виктория.

20 апреля принц пригласил в Осборн лорда Эшли, известного своими прогрессивными взглядами, и тот убедил его посетить трущобы Стрэнда перед тем, как взять слово на предстоящем расширенном заседании Общества борьбы за улучшение условий жизни трудящихся. Лорд Рассел предЬ-стерегал его от этого шага. Но принц сделал так, как собирался. Его речь, которую ему помогала составлять королева, была очень тепло встречена слушателями, в ней он заявил: «Если социализм означает заботу о самых обездоленных, то я — за социализм!»

5 сентября Виктория торжественно открывала новый парламент, чей готический фасад отражался в водах Темзы. Собравшийся народ радостно приветствовал ее. На церемонии присутствовали сыновья Луи Филиппа герцог де Немур и принц де Жуанвиль. С болезненной ностальгией смотрели они на эту «модель» гражданского мира, которую яростно защищал Пальмерстон и которую Франция оказалась неспособна перенять: конституционную монархию.

Через несколько мгновений зазвучал звонкий голос Виктории, зачитывающей свою речь: «Наши государственные институты подверглись проверке на прочность и выстояли. Я позаботилась о том, чтобы сохранить народу, за который я в ответе, те конституционные свободы, которые он по праву так ценит. Мой народ, со своей стороны, в полной мере ощутил преимущества порядка и безопасности и не оставил зачинщикам погромов и беспорядков ни малейшего шанса на успех их черных замыслов».

Глава 10

Спустя три дня королевская семья впервые отправилась в Шотландию по железной дороге. Железнодорожную линию уже довели до Перта, где королева покинула свой поезд крайне довольная удобством подобного вида передвижения. После круговерти событий последних месяцев Бальморал показался им тихой гаванью: «Слева стояли необыкновенной красоты горы, охватывающие кольцом озеро На-Гар, а справа, со стороны Баллатера, виднелись прекрасные холмы, поросшие лесом, которые напомнили нам Тюрингию. Воздух здесь напоен покоем и свежестью. Лучшего и пожелать нельзя было, чтобы заставить нас позабыть об остальном мире с его печалями и потрясениями».