Королева Виктория

2 августа 1849 года она совершила свою первую поездку в Ирландию. Шатер, разбитый на набережной для ее встречи, обошелся в 500 фунтов стерлингов. Пресса возмущалась по этому поводу, заметив, что гораздо полезнее было бы показать королеве нищих, умирающих от голода в своих лачугах с дырявыми крышами. Но Виктория ограничилась тем, что проехала через Корк в открытом ландо сквозь густую толпу людей, толкающих друг друга, чтобы поближе пробиться к ней. Она лишь пожала плечами, когда в Дублине ей сообщили, что заговорщики поклялись убить ее. Толпа, сквозь которую она проехала в сопровождении лорда Кларендона, казалось, была покорена «простотой ее манер». Это не ирландский народ плел против нее интриги, а ее собственный министр иностранных дел. Она только что узнала, что Пальмерстон, даже не проинформировав ее об этом, поставлял Гарибальди оружие, чтобы помочь ему освободить Сицилию. Прощаясь со своими верными ирландскими подданными, она махала им с яхты кружевным платочком и, направляясь обратно в Лондон, была полна решимости избавиться от Пальмерстона, этого поборника вредных революционных идей, которому принц придумал прозвище «Pilgerstein»[49].

Новый инцидент в Греции стал для них настоящим испытанием. В Афинах греческие власти арестовали некоего коммерсанта по имени дон Пасифико, он был португальским евреем, принявшим британское подданство. Чтобы освободить его, Пальмерстон принял решение отправить английский флот к греческим берегам. Оппозиция и королевский двор обвинили министра в том, что он собирается поставить мир на грань войны ради спасения какого-то сомнительного еврейского дельца.

Но Англия не могла допустить неуважения к своему флагу, своим интересам и своим подданным. Ничто так не распаляло Пальмерстона, как нападки на него в палате общин. Возможность продемонстрировать свой ораторский талант и стремление обратить аудиторию в свою веру заставляли его кровь приливать к щекам. Он говорил в течение пяти часов, «даже не выпив стакана воды», как заметила Виктория, и в какой-то момент воскликнул: «Каждое проявление недовольства совсем не обязательно ведет к войне! Как и все другие народы, Англия любит мир. Но именно осознание нашей силы толкает нас на защиту дела справедливости и чести. Как древний римлянин, который чувствовал себя в полной безопасности, ибо мог сказать: “Civis Romanus sum”[50]

, так и британский подданный, где бы он ни находился, должен иметь внутреннюю уверенность в том, что внимательный взгляд и сильная рука Англии всегда защитят его от несправедливости и ала».

Палата общин устроила ему настоящую овацию и отменила санкции, принятые против него палатой лордов. Восторженные почитатели заказали его портрет, чтобы подарить его леди Пальмерстон. Непревзойденного оратора чествовали в «Reform club»[51], одном из самых крупных виговских клубов в Лондоне, где был дан роскошный ужин из девяти перемен и восьмидесяти одного блюда. Пэм, как всегда, не смог обойтись без блестящей импровизации: «Главная идея, которая направляет внешнюю политику правительства Ее Величества, заключается в защите интересов Англии. И в сфере этих интересов благополучие не только нашей страны, но и всех других стран. Стоит ли повторять, что первейшая задача всех, кто служит в Форин офис

[52], заключается в том, чтобы защищать честь, достоинство и права британского флага? А следовательно, в их обязанности входит защита соотечественников, в какой бы стране те ни находились! Господа, мы нация путешественников, исследователей и коммерсантов. Наши корабли бороздят все океаны. Наши сограждане высаживаются на любых берегах, диких и обжитых, дабы заботиться о здоровье и благополучии местных жителей, развивать там науку или торговлю, а главное — дабы зажечь в районах, пребывающих во тьме, свет нашей христианской веры».

Эту речь напечатали в газетах. Вся Англия рукоплескала ей. Виктория и Альберт впали в отчаяние: если Рассел сохранит Пальмерстона на его посту, то вскоре у них не останется в Европе ни единого друга. Если же премьер-министр пожертвует им, Пальмерстон станет главным героем в парламенте и кумиром нации. Он сможет даже претендовать на пост премьер-министра! Ужасный порочный круг.

Альберту пришла в голову мысль, как разорвать этот порочный круг: он решил предать огласке одну «отвратительную» историю. Разве десять лет назад не Пальмерстон пытался воспользоваться расположением к себе одной из придворных дам королевы и ворвался в ее спальню в Виндзорском замке? Да, женщина сумела постоять за себя, но каким образом «насильник» смог стать премьер-министром ее величества? Лорд Рассел глубокомысленно покачал головой. На счету у Пальмерстона за его долгую карьеру Дон Жуана наверняка было немало побед на любовном фронте, но это никогда не мешало ему превосходно защищать интересы Великобритании. Пуританин Гладстон позже скажет: «Все премьер-министры королевы грешили по части адюльтера. Кроме одного». Этим исключением не были — что совершенно точно — ни Рассел, ни Пальмерстон.